Носом я уткнулась ему в шею и буквально дышала им. Было невероятно приятно втягивать вместо чистого воздуха запах его тела, немытого явно больше суток, но от этого его личный аромат был сильнее и действовал как дурман-трава. Похоже, я настоящая наркоманка, а мой наркотик — это Шерри. Я шерри-манка. Звучит-то как дебильно.
— Солнц, прости, что так вышло, — он чмокнул меня в макушку и задержал там свои губы, фиксируя поцелуй.
На моём лице застыла блаженная улыбка довольной идиотки. Да-да, именно идиоткой я сейчас и являюсь. Верю ему… А стоит ли?
Он приобнял меня, стискивая в стальном обруче своих объятий, из которых совсем не хотелось вырываться. Единственное, что я могла себе позволить — это зажмуриться. Якобы, это спасёт меня от него. Но я не могла, просто физически не могла шелохнуться, боясь и, в то же время, желая, чтобы он отпустил меня. Жить настоящим моментом. Только это я и могла.
— А для тебя что это?
— Ты о чём? — собравшись с мыслями, поинтересовалась я.
Он все ещё держал меня и говорил, а от его голоса, волосы на затылке дыбом вставали.
— Идеальные отношения. Что это для тебя? Какими ты их видишь?
— Быть рядом, делиться газетами, есть блинчики вместе по утрам…
— Похоже на пенсию.
Улыбка стёрлась с моего лица. Из головы испарился туман. Может, он и шутит. Но в каждой шутке есть доля правды. Я скучна для него. Что же… Се ля ви.
— Значит, — слова давались с трудом. — Мы не созданы друг для друга. Я для тебя не больше, чем пенсионерка.
— Подозреваю, ты и деньги в пакетике из-под молока носишь, — не мог успокоиться он.
— Я ухожу.
— Нет и не говори так, — он развернул меня к себе лицом и пытался разглядеть что-то в глазах.
— Ты не любишь правду?
Голос не дрогнул.
Охренчик сморгнул, типа он не верит своим глазам. Или ушам. Но тогда ему и уши промыть надо.
— Я люблю правду. Но думаю, что ты сейчас лжёшь.
— А может, ты думаешь, что лучше знаешь меня, чем я сама?
Я захотела высвободиться, чтобы перестать тешить себя картинками-иллюзиями своего «счастливого» будущего. Он не пускал, находясь в неком оцепенении. Будто он ящерка-хамелеон и пытается слиться с местностью. Я, конечно, не мега-силач, чтобы одним рывком обеспечить своему телу свободу, тем более из крепких объятий этого гризли, который вцепился в меня, как Винни Пух в бочонок с мёдом, но я старалась. Поэтому ёрзала на нем, как дикая чесоточная фурия. Он стойко терпел и знал, что если выпустит, то обратно к нему на ручки я не попрошусь. Может, поэтому не отпускал?..
— Лена, малыш…
— Какой я тебе малыш? — я легонько постучала по его груди кулачками. — Я взрослая. Я личность. Я хочу, чтобы ты уважал меня.
— Я уважаю, — тут же вскинулся он, и тут же заработал пару царапин на руке.
Честное слово, я не хотела. Сама не знаю, что на меня нашло, а я уже не могла остановиться. Не истерила. Но была агрессивной. Он, наверное, думает, что я сошла с ума. Я и сама так считаю.
— А я этого не чувствую. Отпусти меня.
— Или?
— Или? — как испорченная пластинка повторила я его вопрос. — Ты думаешь, это ультиматум?
В горле образовался комок. Вместо слёз. Но это и хорошо — не хочу казаться ему слабой, несмотря на то, что таковой и являюсь.
— А разве нет?
— Нет. Нет, Артём, — я не старалась сделать голос проникновенным, как это обычно бывает в фильмах, не пыталась добавить громкости, просто говорила, а слова шли прямо из глубины души. — Это обычная просьба.
Он кивнул мне, а со стороны казалось, что сам себе. Возможно, так и было, но я не могу читать его мысли.
— Хорошо, извини.
Шер расслабил хватку. Я неспешно встала.
— Я пойду.
— Погоди, останься!
Это крик души или вновь игра? А что на кону? Очень хотелось знать ответ и, глядя ему в глаза, я сказала то, что было на сотую долю правдой:
— Не хочу.
— Хочешь, — опроверг он.
Я развернулась, чтобы покинуть комнату.
За сегодня он уже второй раз просит меня не оставлять его. Надеюсь, в этот раз он не накинется на меня со спины, обезоруживая. Я не настолько дружу со своей силой воли, чтобы не размякнуть и не позволить ему вновь одержать верх над моими чувствами. И поэтому стоит расставить точки над «i».
Я могу признаться самой себе, что люблю его. Я осознаю это и принимаю, как факт. А что такое любовь? Это болезнь. Как грипп. Надо ею переболеть. Нужно время. Я, может, и не верила во весь этот бред, который трактовал мне мой мозг, но в рассуждениях была логика. В голове родился план, в который следовало посвятить и Артёма.
Так что, преследуя эти глубокие идеи, я остановилась и развернулась к нему.
Главное, нужно быть безжалостной.
— Давай так — я даю тебе и мне неделю.
Он опешил:
— То есть? Что ты имеешь в виду?
— Я хочу подумать.
— О чём тут думать? Ты не хочешь быть со мной?
— Не знаю, — почти выдохнула я и покачала головой.
Артём процедил мои слова:
— Не знаешь?
Я теребила в руках шарф, кивнув ему. В горле вновь образовался комок. Хотя, думается мне, никуда он и не исчезал, просто в некоторые моменты, словно обрастал шипами, как атакующий дикобраз.