Держись от меня подальше

— Артём, — он весь внимание. — Я не попрыгунчик на верёвочке, которым можно играть, когда тебе вздумается. Его можно оттолкнуть, через пять секунд вновь держать в руках, а через десять вновь выбросить. Меня — нет.

— Ты… ты так воспринимаешь мои действия?

— Ты трактуешь их иначе?

Шер сжал губы, прикрыл глаза и перевёл дыхание:

— Ясно, — он сделал характерный жест рукою «выметайся». — Можешь быть свободна.

Я не сразу осознала его слова:

— Так ты… принимаешь мои условия?

— Вали! — зло выкрикнул он.

— Я уйду.

— Прекрасно! Сваливай! Иди к своему Оливеру, уверен, с ним тебе лучше. Ведь он покупает тебе одежду, обращается с тобою, как с куколкой фарфоровой и чуть ли не лужей растекается. И, конечно же, — он вскочил с насиженного места и сорвался на крик, — никогда не отталкивает!

— По-моему, ты сейчас что-то не то говоришь.

— Я думаю иначе. Неделя? К чёрту! Предлагаю расстаться. Навсегда.

— Отлично.

И правда. Хорошо, что он это сам предложил. Я ещё была щедра, выдвигая в качестве бонуса семь дней.

— Расстаёмся! Держись давай подальше.

— Согласна. Но знаешь, что самое интересное?

Он немного напрягся, уперев руки в бока:

— В этом есть что-то интересное? Что же?

— Тебе и недели не нужно будет, чтобы вновь решить, что мы должны быть вместе, — он вздёрнул бровь, изогнув её в изящной манере. — Так вот, когда это случится, пожалуйста, я очень тебя прошу, не пытайся со мной связаться. Я ведь не больно чего прошу. Это не Эверест покорить и не Тихий океан переплыть. Пожалуйста…

Он прервал мои душевные излияния ржачем. По-другому не скажешь. Шерри стал гоготать как гиена. Хотелось верить, что его смех напускной и настоящее в нём только слёзы: я заметила, что глаза моего (моего ли?) ковбоя подозрительно поблёскивают.

Ему потребовалось время, чтобы успокоиться, но я дождалась.

Лицо словно надело маску строгости, ни тени улыбки, голос грубый:

— Детка, вали уже! — указал он на дверь, вальяжно развернулся и ушёл в спальню.

Сидя на ступеньках в своём подъезде, я не решалась войти домой. Чувствовала себя убогой и вопрошала: «С чего мне всё это привалило? За какие такие заслуги?» А также не могла поверить, что Шер поступил со мной так некрасиво. Хотя чего я ожидала? Я же не предполагала, что он побежит за мною следом и вновь попросит прощения, скажет, что он дурак и что больше никогда не оттолкнёт, что будет всегда рядом, не предаст, будет любить вечно?.. Нет?

Сердце в груди сжалось, опровергая отрицательный ответ.

Ждала. Ещё как.

Глупая наивная дурочка.

Но я сама позволила произойти тому, что произошло. Просто ускорила события, которые так или иначе бы скоро наступили. И я не должна горевать об этом придурке. Не должна. Буду сильной и бескомпромиссной девушкой со стальными нервами.

С горем пополам, я заставила себя прекратить крошиться, как допотопный кирпич, выпавший из стены. В этом мне помог доносящийся от соседской двери звук поворота ключа. Кажется, Пирожкович собрался на прогулку. Попадаться ему на глаза, тем более в таком ужасном состоянии желания не было никакого, и я поспешила зайти в квартиру, где у нас творился настоящий бедлам.

Сначала я нагрянула в ванную и привела себя в относительный порядок. Шарф и очки я сняла — пусть родственники любуются мной настоящей, всё же некоторые из них принимали активное участие в создании моего нового образа а-ля Лягуш-Квакуш. Это могло бы быть даже смешно, не будь так горько и печально.

Ополоснув лицо, я протёрла его ещё раз спиртом. Зелень незначительно убавилась.

После незамысловатых косметологических процедур я пошла на звук на кухню. Судя по громким переговорам и обрывкам речей, вещи обсуждались глобальные.

Во главе стола сидели два немного ошарашенных персонажа: моя лучшая подружка Леся и мой любимый братик Егорка. Все остальные сидячие места были заняты членами моей и её семьи. Комната не была резиновой, поэтому некоторым индивидам пришлось включать фантазию, чтобы уместиться здесь. Например, Сенька в обнимку со своей камерой залез на холодильник, двое мелких ребятёнка уместились под столом, явно обмозговывая новые пакости, а папа взгромоздился на подоконник.

Меня заметили сразу.

— Oh my Goddess! — возопил Егор, увидев меня. — What the fuck?

— Цензура, братик, — напомнила я ему.

А он уже подскочил ко мне, чтобы своими руками пощупать моё лицо:

— Что с твоим личиком, Ленчик? — его глаза выражали ужас.

— Это мне синяки так лечили… — туманно ответила я, уже, в принципе, не злясь на папулю.

А сам Род в это время сидел с крайне-виноватым выражением лица:

— Доча, тебе же стало лучше? — подорвался он ко мне, отодвинув Егора. — Ты всё ещё сердишься?

Я кивнула, потом помотала головой, потом соизволила озвучить свои телодвижения, ибо папа в них, кажется запутался:

— Всё хорошо, и я больше не злюсь. То есть злюсь. Но уже немного.

— Это тебя папа так? — удивился братик.

— Ага, дядя Род мочит, — хихикнула Соня. — Малявки прозвали нашего Ленина Шреком.

Мелкие не заставили себя долго ждать:

— О, Шлек велнулся! Занимаем оболонительные позиции!