Держите огонь зажженным

– Из тебя бы вышел неплохой оратор. Саддам тоже умел говорить проникновенно. То, что мы хотели слышать. Я помню, он выступал по «Аль-Джазире» почти в конце марта, когда только все началось. Он сказал: «Держите огонь зажженным! Возьмитесь за мечи! Никто не победит, если у него не будет храбрости по воле Аллаха… Американо-сионистский союз против человечества потерпит крах». У нас храбрость была и есть. Но враг до сих пор торжествует.

– Но Саддам сказал еще и это: «Пусть живут все нации, дружественные нам, и справедливость восторжествует в этом мире».

Петр тоже смотрел это выступление Хусейна, и оно, по его мнению, выглядело жестом отчаяния.

– У тебя хорошая память, профессиональная, – коряво по-русски сказал Тарек. – И ты всегда умело подбираешь цитатки, чтобы склонить спор в свою сторону.

– Да ты полон сюрпризов, старина! Ты же давно не практиковался в русском, а говоришь вполне сносно. – И с ужасом подумал: неужели и он сам с таким же акцентом произносит русские слова?

«Нет, не может быть, – утешил себя Петр. – Русский для Тарека неродной». Но Петр часто ловил себя на том, что не может вспомнить некоторые русские слова и приходится поднапрячься. Вместо них то и дело выскакивают турецкие, арабские, даже персидские (фарси ему использовать почти не приходилось, разве что в интернете он читал персидские газеты).

– То, что ты заговорил по-русски, означает согласие?

– Бежал от дождя – попал под ливень, – уже по-арабски прокомментировал свое нынешнее положение Тарек. – Я ждал подобного предложения от тебя, как только стал подозревать, что ты не обычный цирюльник и не «спящий» боевик, хотя и такие версии у меня имелись.

– Я зря ушел от слежки. Это стало последней деталью в твоем раскладе?

– В общем, да. Сбивало только твое участие в ИГИЛ. – Тарек затушил сигарету и отобрал окурок у Кабира. – Надо завязывать с куревом. Буря будет еще довольно долго, а мы весь кислород тут скурили.

Он встал и подлил себе и напарнику чая.

– Я почти сразу хотел привлечь тебя в нашу группу, – продолжил Тарек. – Но потом… – Он замялся. – Пожалел, что ли. Подумал, что ты неподготовлен к таким действиям. Тебя схватят. Попасть в «Абу-Грейб» или в «Кэмп Букка» под Басрой – это не каждый выдержит. Мне вначале казалось, что ты обычный человек, добрый, сочувствующий. А таких там ломают. Я знаю людей, кто попадал в эти тюрьму и лагерь…

Петр не поверил Тареку. Он считал, что бывший офицер Мухабарата не стал задействовать хозяина цирюльни в своих акциях только лишь потому, что парикмахерская хорошее прикрытие для него самого. А известие об участии Кабира в ИГИЛ, вероятно, и вовсе напугало. Поэтому он организовал слежку. Решил, что исламисты ищут подходы к его группе, чтобы переманить на свою сторону или вовсе уничтожить.

– Я не лукавлю, – добавил он, словно читая мысли Кабира. – Мне действительно было тебя жаль. Ты выглядел человеком одиноким и погруженным в себя. Я думал, это от личных потерь, связанных с войной. Но потом начал понимать, чем обусловлена такая замкнутость.

– Значит, я не добрый и не сочувствующий? – криво улыбнулся Петр, изображая обиду.

– Ты – разведчик. А все эти качества у нас подавляют основные профессиональные навыки – узнать, найти, добыть, выведать, и все остальное: доброта, сочувствие, злоба, агрессия, общительность и тому подобное – работают на цели и задачи, которые перед тобой поставило руководство. Разве не так?

Петр понял, что имел в виду чекист, общавшийся с Тареком в Москве: Тарек фанатик профессии. И в самом деле думает, что разведчик или контрразведчик, каковым он является, может даже эмоции свои использовать исключительно по необходимости.

– В глобальном смысле да. Но если бы я следовал твоей теории, ты бы здесь не сидел. Я просто не открыл бы тебе дверь в ту бурю, услышав выстрелы. Я бы оберегал свою персону, дабы выполнить задание Центра.

– Ну и правильно бы сделал! Вот поэтому у вас Союз и развалился, – сердито заключил он. – Вы слишком много рефлексируете, где надо и не надо, а в это время у вас под носом шуровали иностранные агенты.

Петр почувствовал, что не стоит затрагивать профессиональное самолюбие друга. Эта тема, очевидно, табу. «Да и старина Тарек в конечном счете прав. – Петр покивал своим мыслям. – Он выжил благодаря своей категоричности и непримиримости».

Однако сложившийся стиль их общения и природная язвительность не позволили ему промолчать:

– Вы тут тоже прохлопали цэрэушников со своей непоколебимостью. Они у вас шныряли, как у себя дома. Что же вы не откинули эмоции и не пресекли предательство в зачатке?