Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

Факты свидетельствуют о том, что действовал этот соискатель весьма напористо и энергично, причем по всем мыслимым направлениям. Он писал челобитные самому императору Петру Великому, напоминая о своей прежней беспорочной службе при комнатах малолетних царевен Анны и Елизаветы. А летом 1724 года он обратился с прошением (и изрядным подношением) к всесильному тогда камергеру ее величества Виллиму Монсу. Тот все устроил, и государыня дало добро, чему воспоследовало письмо вице-канцлеру Андрею Остерману: «Сочините-де надлежащий патент». Диплом о дворянском роде Возжинских был составлен, о чем Остерман сообщил 7 августа 1724 года, хотя и отметил, что по заведенному порядку патенты «определено давать из Сената» и надобно «не учинить какой противности указам и регламентам».

Впрочем, бюрократические препоны были вскоре устранены, и 19 апреля 1725 года вожделенный «патент на благородство» Андреяну был наконец вручен. Мастера геральдического художества сочинили и родовой герб этого кучера во дворянстве (он внесен в Общий гербовник дворянских родов Всероссийской империи. Т. 1, № 87). На щите зеленого цвета изображено золотое колесо святой Екатерины, с проходящими сквозь него диагонально справа и налево двумя клетчатыми тесьмами из серебра и красного цвета. Щит увенчан дворянским шлемом, на поверхности которого видна половина колеса, а на колесе распространяется узел, сплетенный из тесьмы. Намет на щит с правой стороны зеленый, а с левой красный, подложенный серебром и золотом.

По такому случаю в петербургском доме Андреяна, что на Московской стороне за рекой Мойкой, на Першпективной дороге, было знатное торжество. И виновником его был не только лейб-кучер, но и его дети, Никита и Иван, ставшие теперь полноправными шляхетскими сынами. Особенно радовал отца старший, Никита, основательный и домовитый, которого с его легкой руки еще двенадцатилетним отроком взяли ко двору императора Петра «служить в стрелецком полку» (нечто вроде почетного караула).

Проницательный Петр заприметил радение и исполнительность Никиты и порекомендовал его императрице Екатерине, которая в 1724 году призвала Возжинского к себе и пожаловала хоть и невысоким, но облеченным особым монаршим доверием чином мундшенка. Хотя в придворной иерархии это был самый низкий чин, в обязанности его входили многотрудные хозяйственные дела всего царского двора. И наш герой справлялся с ними наилучшим образом.

Видимо, поэтому в 1731 году он по наследству от матери перешел к цесаревне Елизавете, которая назначила Никиту гоф-интендантом. И надо сказать, Возжинский оказался на высоте положения и вполне оправдал надежды дщери Петровой. Он разумно и торовато помогал ей распоряжаться теми невеликими средствами, которые давала на содержание крохотного елизаветинского двора отнюдь не благоволившая к ней императрица Анна Иоанновна. В окружении цесаревны Возжинский обладал завидным авторитетом: не раз выручал Шуваловых, Скавронских, Чоглоковых, Шепелевых то бесплатной квартирой, то даровыми свечами или дровами. Елизавета всегда ставила в пример Никиту Андреяновича как рачительного и экономного хозяина, при котором она ухитрялась жить безбедно и притом без долгов. «У меня их не было, – говорила она, поминая добром своего придворного завхоза, – потому, что я боялась Бога и не хотела, чтобы моя душа пошла в ад, если бы я умерла и мои долги остались неуплаченными».

Не знаем, в какой момент Елизавета вдруг распознала в своем усердном слуге и сильную мужскую харизму, но известно, что Никита Возжинский в конце концов покорил ее сердце и стал ее фаворитом. Произошло это в годину царствования Анны Иоанновны, при которой веселая цесаревна-нимфоманка, не страшась Бога, меняла амурщиков, как перчатки. Хотя знаток альковных тайн царского двора князь Петр Долгоруков и называет Возжинского счастливым соперником Алексея Разумовского (с которым Елизавета, по слухам, тайно венчалась), убедительнее, однако, выглядит версия историка Владимира Балязина, для которого он лишь «мотылек-однодневка» в рассеянной жизни этой венценосной вертопрашки.

Так или иначе, но Елизавета, став самодержавной императрицей, в 1742 году пожаловала Никиту Андреяновича в камер-юнкеры, по-видимому, в награду за былую любовь и в воздаяние за ревностную службу. Любопытный эпизод: в сентябре 1743 года она посылает его в Казанскую губернию с благой вестью о заключении мира между Россией и Швецией. При сем местным начальникам Елизавета повелела «за такую радостную ведомость его (Возжинского. – Л. Б.) дарить тем, а особливо купечеству, как в Казани, так и во всех городах Казанской губернии… чтоб собрали в одно место, чем его подарить и оное ему в Казани отдать». И дарили – чиновники, купцы, дворяне: камер-юнкер получил тогда немало подношений, а также 100 рублей денег.