Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

Пел петух, встала заря, лучи осветилиСолнца верхи гор, а ты под парчою,Углублен мягко в пуху телом и душою,Грозно соплешь, пока дня пробегут две доли;Зевнул, растворил глаза, выспался до воли,

Тянешься уж час-другой, нежишься, сжидаяПойло, что шлет Индия иль везут с Китая.

«Пойло» – это вошедшие тогда в моду экзотические кофе и чай, подаваемые нашему неженке-щеголю прямо в постель. А вот эти его бьющие в глаза изнеженность и праздность – примета нового царствования. Ведь в прежние-то, петровские грозные времена служить надлежало поголовно всем дворянам, а тунеядцы и «нетчики» ставились вне закона. При Петре Великом степень «щегольства» в одежде подданного обуславливалась его положением в иерархии чинов – чем выше чин, тем платье богаче. Свободного же, или, как говорили тогда, «праздного» времени у людей чиновных было в обрез. А потому «праздный щеголь», что мог быть «углублен мягко в пуху телом и душою», явился в России только при державном отроке, став плодом его бездарного царствования. Ведь, по словам историка, «Петру II ничего так не импонировало, как праздность. Достаточно было потакать лености и не препятствовать забавам, дабы склонить юного бездельника на свою сторону и превратить его в послушное орудие коварных замыслов».

Но вернемся к душе щеголя. Если таковая существует, то вся она полна и очарована только собой. Читаем:

Из постели к зеркалу одним вспрыгнешь скоком,

Там уж в попечении и труде глубоком,…волос с волосом прибираешь к чину:Часть над плоским лбом торчать будут сановиты,По румяным часть щекам, в колечки завиты,Свободно станет играть, часть уйдет на темя

В мешок. Дивится тому строению племяТебе подобных. Ты сам, новый Нарцисс, жадноГлотаешь очми себя…

Пояснения сатирика к тексту отличаются бытописательской точностью. Так, мы узнаем, как именно убирает щеголь свои волосы: «Для того убору вскинет на плечи тонкую полотняную занавеску, которая в то время обыкновенно вздевается, чтоб остеречь платье или рубашку от пудры, что на волосы сыплется»; как мода «разделяет волосы убранные – на три доли: часть обыкновенно над лбом, коротенько обрезав, гребнем торчит, часть свободно играет, завиты в колечки, и большая часть к темю, связав тесьмою, вкладывается в черный тафтяной мешок, который висит на спине». Примечательно, что Кантемир вновь и вновь возвращается к уже знакомому нам щегольскому кредо. Франты, пишет он, «всю свою славу в убранстве ставят»; и прибавляет: «Умный человек презирает внешнюю и об одной внутренней украсе печется». И сравнивает щеголя с самовлюбленным Нарциссом (что в дальнейшем станет хрестоматийным): «Ты и сам, как Нарцисс, не можешь на себя наглядеться, жадно в зеркале своем смотришь и любуешься». Далее о том, с какими нечеловеческими усилиями сопряжено обувание петиметра:

Нога жмется складно

В тесном башмаке твоя, пот с слуги валится,В две мозоли и тебе краса становится;Избит пол, и под башмак стерто много мелу.Деревню взденешь потом на себя целу.

Говоря современным языком, слуге следовало очень сильно поднапрячься, чтобы втиснуть ногу хозяина в модную тесную обувь. Для этого приходилось отчаянно бить ногой об пол, отсюда «избит пол». А поскольку от таких ударов туфля начинала скользить по паркету, то, во избежание сего, подошву натирали мелом. Не по размеру подобранный башмак обойдется щеголю в пару мозолей, а его слуге – изрядной толикой пота.

Подчеркивается и баснословная дороговизна модных нарядов – слова «деревню взденешь на себя целу» Кантемир прокомментировал так: «Взденешь кафтан пребогатый, который стал тебе в целую деревню. Видали мы таких, которые деревню свою продавали, чтобы сшить себе уборный кафтан». А выбор подобающего наряда – дело для вертопраха архиважное, это целая наука: