— Слава Господу. — Макс поцеловал ее в лоб.
— Макс?
— Да?
— Я была ужасной, да? То есть когда была больна? Я знаю, что я бываю не совсем в сознании. Мои сестры говорят, что я что-то бормочу, ворочаюсь, и все такое. А однажды я накричала на них и швырнула горячий суп в Джессику.
— Могу поспорить, что именно Джессика заботилась о тебе, когда ты снова заболела, несмотря на этот инцидент с горячим супом.
— Да.
— Она любит тебя без всяких условий.
Наступила короткая пауза, а потом Оливия, поколебавшись, нерешительно спросила:
— А ты?
Макс немного отстранился, чтобы заглянуть ей в лицо.
— Я тоже тебя люблю, Оливия. Я думал, что я тебя теряю… — Он покачал головой, его глаза потемнели. — И я еще никогда не чувствовал себя таким потерянным. Ты нужна мне, ты стала частью меня, и мне невыносимо думать, что я могу тебя лишиться.
— Прости меня.
— Простить? За что?
— За то, что просила оставить меня в покое.
— Я понял, что тебе нужно время. Но если ты думала, что сможешь так легко от меня отделаться… Как видишь, не получилось.
Где-то в глубине души Оливия это знала.
— Мне очень жаль, что я заболела и тебе пришлось ухаживать за мной.
Макс обнял ее.
— Но я хочу заботиться о тебе.
— Почему? — спросила она и нахмурилась.
— Потому что я люблю тебя. А когда любишь, делаешь все, что в твоих силах, для этого человека, хочешь, чтобы он был счастлив.
— Как бы я хотела заботиться о тебе и сделать тебя счастливым.
— Ты уже осчастливила, Оливия, ведь ты только что призналась мне в любви.
Оливия вздохнула, чувствуя себя счастливой, довольной и… почти здоровой.
— Ах, Макс, я думаю, ты правильно понял.
Спустя несколько дней Оливия начала принимать хинин, запас которого прибыл из Лондона. Они наняли слуг, чтобы было кому следить за домом, и человека, который починил сломанную дверь. Оливия начала понемногу гулять, хотя была еще очень слабой.
— Знаешь, — рассказала она Максу, — когда я жила с матерью и сестрами в Антигуа, они в течение целого месяца после очередного приступа болезни не выпускали меня на весь день гулять, потому что мать была уверена, что свежий воздух вызывает новый приступ.
— А ты уверена, что это не так?
— Уверена. — Она встала на цыпочки и поцеловала Макса в щеку, нисколько не заботясь о том, что их увидит кто-нибудь из слуг. После ее болезни смысла скрывать не было. — Обещаю.
— Хорошо. Но в случае чего, у тебя, слава Богу, есть хинин.
— Да. Скажи, это эгоизм с моей стороны, что я наслаждаюсь твоей чрезмерной заботой? — задумчиво спросила Оливия.
— Вовсе нет. У каждого человека должен быть кто-то, кто о нем заботится. И этим надо наслаждаться.
Она прикусила губу и, взглянув на Макса из-под полуопущенных ресниц, спросила:
— А ты наслаждаешься моей заботой?
Макс остановился, обернулся к ней и обнял ее лицо ладонями.
— Да, наслаждаюсь, и каждую минуту каждого дня благодарю Бога за это.
Он наклонился и в первый раз с тех пор, как Оливия пришла в себя, поцеловал ее по-настоящему — глубоко и страстно. А потом, оторвавшись, прислонился лбом к ее лбу.
— Ты волшебница, — прошептал Макс, обжигая ее щеку горячим дыханием.
Оливия улыбнулась и провела рукой по мощным мускулам его спины.
— Я скучала по тебе, Макс.
— Я всегда был рядом, любимая.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Я тоже по тебе скучал.
Он посмотрел в сторону дома.
— Может, вернемся в тепло? — Его глаза лукаво блеснули. — В уютную спальню?
— А что подумают слуги?
— Что мы безумно любим друг друга?
Он взял ее за руку и потянул в сторону дома.
У входа их ждал верный Пиблс.
— Вам пришла почта, ваша светлость.
— Почта! — Оливия прижала руки к груди. С тех пор как они приехали в Ланкашир, это была первая почта. Может, это новости о Джессике и леди Фенвик?
На столике в холле было несколько писем. Оливия взяла конверт, лежавший сверху.
— Это письмо от какого-то мистера Чилдресса, Макс. Ты его знаешь?
Лицо Макса помрачнело. Он нетерпеливо вскрыл конверт и принялся читать, а Оливия увидела, что теперь сверху лежит письмо of ее сестер. Стянув перчатки, она достала его и на первых же строчках вскрикнула.
«Ни Джессика, ни леди Фенвик не возвращались в Суссекс. Мы все решили, что они по-прежнему в Ланкашире».
Медленно Оливия подняла глаза на Макса, и в его взгляде отразилось то же недоумение, что и в ее.
— Что? — прошептала она.
— Фенвик. Он уехал из Лондона.
— Он поехал к себе домой в Суссекс?
Макс взглянул на Пиблса и потянулся за остальной почтой.
— Мы прочтем эти письма в гостиной, Пиблс, а вам спасибо. Вы можете идти.
— Да, сэр.
Пиблс откланялся, а Оливия и Макс прошли в гостиную.
— После того как мы сбежали от Фенвика в Лондоне, я нанял человека, чтобы следить за ним. Я не хотел, чтобы он снова начал тебя преследовать, и если бы этот негодяй что-нибудь опять задумал, я решил, что буду знать об этом заранее. Но похоже, что Фенвик уехал из Лондона еще раньше тебя и меня. Он распустил слух, что он так болен, что не встает с постели, но на самом деле он тайно ночью уехал из города. Я думаю, он знал или предполагал, что я за ним слежу.
— Это все разузнал твой человек?