Дерзость надежды. Мысли об возрождении американской мечты

Например, я ценю хорошие манеры. Каждый ребенок, который говорит хорошим языком, смотрит мне прямо в глаза, отвечает «да, сэр», «спасибо», «пожалуйста», «извините», вселяет в меня уверенность в будущем страны. Мне кажется, в этом я не одинок. Утвердить хорошие манеры законодательно не в моей власти. Но когда я обращаюсь к молодежи, то непременно упоминаю об их значении.

Такую же цену для меня имеют и знания. Нет большего удовольствия, чем встретить человека, гордящегося своей работой, или такого, который стремится к большему, — будь то бухгалтер, сантехник, генерал-лейтенант или телефонный собеседник, который искренне хочет помочь разобраться с вашими проблемами. В последнее время такие радостные встречи происходят реже; кажется, в магазине мне теперь дольше приходится искать, кто мне поможет, и дожидаться дома, когда наконец соизволит появиться курьер из службы доставки. Я не одинок; это бесит всех, и те из нас в правительстве и бизнесе, кто не замечает подобных вещей, рискуют очень сильно. (Я убежден, хотя у меня и нет статистики, чтобы это подтвердить: настроения против налогов, против правительства, против всяческих союзов значительно усиливаются всякий раз, когда люди выстраиваются в очередь перед единственным открытым окном какого-нибудь государственного учреждения и при этом три-четыре чиновника беззаботно чешут языками на глазах у всех.)

Этот пункт особенно смущает прогрессистов, поэтому во время выборов нам так часто приходится сверять позиции. Недавно я выступал с речью в Фонде семьи Кайзера по поводу опубликованного фондом исследования о том, что количество показываемого по телевизору секса за последнее время удвоилось. Я, так же как и многие другие, с удовольствием смотрю передачи кабельного телевидения и, в принципе, не особенно волнуюсь, что именно предпочитают взрослые люди. Другое дело, что родители должны контролировать, какие передачи смотрят их дети, и в той своей речи я даже сказал, что все только выиграли бы, если бы родители — Боже упаси! — выключали телевизор и больше разговаривали с детьми.

Высказавшись в таком духе, я продолжил, что чувствовал себя очень неловко, когда однажды смотрел по телевизору футбол и каждые пятнадцать минут передачу прерывала реклама средств для усиления потенции, а в это время в комнате играли мои дочери. Я упомянул еще одно популярное шоу для подростков, в котором молодые люди, видимо без определенных занятий, несколько месяцев подряд напивались до потери человеческого облика и голыми прыгали вместе в одну ванную, и сказал, что это не настоящая жизнь. Я предложил кабельному и вещательному телевидению употребить всю мощь своих технологий, чтобы помочь родителям контролировать, что именно смотрят их дети.

Вы, наверное, подумали, что я действовал как Коттон Матер. В ответ на мою речь одна газета разразилась редакционной статьей, где утверждала, что правительство ни в коем случае не должно регулировать вещание, хотя к этому я вовсе не призывал. Репортеры писали, что я цинично развернулся лицом к центру в предвкушении общенациональной предвыборной кампании. В офис стали приходить письма от наших сторонников с жалобами — они, мол, голосовали за то, чтобы я выступал против курса Буша, а я оказался всего лишь ворчливым критиканом.

Но любые известные мне родители, будь они либералы или консерваторы, жалуются на то, что культура стала грубее, примитивнее, что она пропагандирует прежде всего материальные ценности и немедленное вознаграждение любых усилий, агрессивную сексуальность в противовес интимности. Может, они и не за введение государственной цензуры, но хотят, чтобы их озабоченность заметили, чтобы их мнение учитывалось. Когда, не желая прослыть старомодными ретроградами, прогрессивные политики отказываются даже признавать наличие проблемы, родители повернутся к тем, кто это сделает, к тем лидерам, кто без священного трепета относится к положениям Конституции.

Да, и у консерваторов хватает промахов, когда речь заходит о проблемах в области культуры. Возьмем хотя бы оплату труда офисных работников. В 1980 году среднестатистический исполнительный директор получал в сорок два раза больше, чем среднестатистический рабочий. К 2005 году это соотношение достигло двухсот шестидесяти двух к одному. Лагерь консерваторов, к которым принадлежит и редакция «Уолл-стрит джорнал», оправдывает эти астрономические суммы и гигантские акционерные доли необходимостью привлечения талантливых руководителей и настаивает, что экономика государства лучше функционирует, когда у руля стоят толстые и красивые топ-менеджеры. Но такой резкий рост доходов руководящего звена никоим образом не связан с улучшением экономических показателей. Дело обстоит иначе — самые высокооплачиваемые руководители за последние годы допустили серьезные провалы в росте доходов своих компаний, уменьшение стоимости их акций, массовые увольнения, сокращение размеров пенсионных фондов.