Десант на Эльтиген

Должен упомянуть еще об одном офицере — полковнике Новикове, назначенном к нам накануне десанта командующим артиллерией. У нас он пока был новичком, но уже прочно вошел в офицерскую семью. Отзывы о нем были неплохие. За то короткое время, что отвела нам жизнь для совместной работы, они полностью подтвердились. В моей памяти полковник Новиков навсегда остался образцом выполнения воинского долга.

Такими были люди, которые через несколько часов должны были повести солдат 318-й дивизии на штурм бушующего пролива, а затем эльтигенских высот.

Погрузка десантных отрядов была назначена на вечер. Часам к четырем штаб опустел. Мы остались вдвоем с ординарцем Байбубиновым. У него было трудное казахское имя. В штабе все попросту звали его Иваном. Он был большой души и чистого сердца человек, настоящий комсомолец. Храбрый, скромный и безукоризненно честный. У него всегда все горело в руках. Но на этот раз он медленно, как бы нехотя, укладывал свой вещевой мешок.

— Ты что, Иван, такой сегодня грустный? Жалко расставаться с Таманью?

— Нет, товарищ полковник. Тамань не жалко. Мать жалко. Завтра матери исполняется шестьдесят лет. Одна осталась. Кто поздравит?

Я знал, что у Ивана очень сильно сыновнее чувство. В дни пребывания на Малой земле он много рассказывал мне о своей матери. Рассказывал живо, с таким увлечением, что я видел ее почти коричневое лицо и неприхотливую кошмовую юрту, которая ей все еще была милее благоустроенного дома.

— Что же ты раньше-то мне не сказал? Это дело поправимое. Давай садись! Пошлем ей вместе поздравление.

Иван от неожиданности растерялся. Сели. Быстро составили письмо. "Любимая мама! Я и мой командир поздравляем тебя с днем рождения. От души и сердца желаем здоровья и еще прожить столько же". У Ивана сияли глаза.

— Здорово получилось, товарищ командир! — Он схватил конверт и побежал на полевую почту.

Вернулся Копылов, и мы вместе пошли к причалам.

Небо совсем заволокло. Стало темно. Заморосил холодный дождь. Волны с шумом ударялись о каменистый обрывистый берег.

Крутой спуск к месту посадки был заполнен движущейся массой солдат. Одни несли минометы, другие — пулеметы. На руках спускали артиллерию, боеприпасы и продовольствие. По звукам этой работы, по размеренному ее ритму чувствовалось, что подразделения действуют споро, без суеты.

Из мглы бушующего моря вдруг вырисовывался силуэт катера или мотобота. Слышались отрывистые команды: "Право руля!", "Лево руля!", "Вперед!", "Подать швартовы!" — и, наконец, доклад: "Прибыл катер номер такой-то". Услышав номер своего судна, стоявшие наготове подразделения развертывались, подобно пружине. На мгновение пирс заполняла масса солдат — и вот уже погружены боеприпасы, установлены на борту пулеметы и 45-миллиметровые пушки. Каждый солдат занимал свое место и принимал боевое положение, чтобы в любой момент открыть огонь.

По плану боевой порядок судов составлял два эшелона. В первом были сосредоточены все плоскодонные плавучие средства, которые могли подойти непосредственно к берегу. Во втором эшелоне находились суда с глубокой осадкой. С них в море нужно будет производить перегрузку на мелкие плавсредства, освободившиеся после высадки первых штурмовых отрядов.

Плоскодонных судов не хватало. Мотобот, вмещавший 45 человек, брал дополнительно еще пятнадцать. Тяжело осев в черной воде, суденышко, подчас совсем скрываясь в волнах, уходило в ночную темноту.

Прибежал адъютант. Из армии позвонили: в Кротков выехал командарм. Мы ждали его. Знали, что руководство внимательно следит за подготовкой десанта. Генерал армии И. Е. Петров уже был в Тамани, где грузился 39-й полк. Маршал С. К. Тимошенко проверял в Соляном готовность у Ширяева. К нам прибыли генерал-полковник К. Н. Леселидзе и полковник Л. И. Брежнев. Леонид Ильич взял под руку Копылова и сразу же пошел с ним на пристань. Я остался с командармом. Он осведомился о настроении десантников. Я ответил, что настроение хорошее.

— Как бы море нам не спутало карты, — сказал Леселидзе.

Море шумело. Каждый удар волны, как молотом, бил по сердцу.

— Трудно вам будет, Василий Федорович.

— Лишь бы зацепиться, товарищ командующий.

— Шторм может разбросать десант.

— Хоть батальонами, да зацепимся.

Леселидзе еще походил некоторое время молча. Остановился, сказал как бы самому себе:

— А откладывать мы не можем. Отложим — расхолодим людей, погасим их боевой дух. — Обращаясь ко мне, спросил: — Немцы-то, пожалуй, не ждут вас в такую погоду, Василий Федорович. Не ждут ведь, да?

— Полагаю, товарищ командующий, что не ждут. Это ведь будет не по их правилам.

— Ладно, пошли к людям!

Командарм подходил то к одной, то к другой группе солдат. В ожидании своих кораблей они стояли наготове везде — у складских стен, под навесами, в пещерообразных нишах, вырытых когда-то в крутом береговом яру.