Десант Тайсё

Знакомая песня ещё по централу. Ну, до чего ж они были все одинаково удручающими своим занудством... Лидер местных меньшевиков тоже страшился резких движений. От скуки разглядывая скуластое лицо Агарева, прокуренные усы и бесцветные глаза, подернутые дрёмой от собственной лжи, Пётр невольно прикидывал, кто перед ним. Ведь большинство настоящих социал-демократов до революции гнило за решёткой, а воля являлась привилегией только счастливцев, оставленных специально для прикрытия жандармов, кстати, наиболее активных в любой организации. Получалось, что бурно проходили партийные собрания жандармов. Комизм... Судя по чину и умению провоцировать на спор, господин Агарев был именно таким активистом и вполне успешно трудился тут в паре с Медведевым. Следовало избавить его от филёрской привычки.

— Ну, до чего верное наблюдение для Владивостока! Не соблаговолите ли уточнить, кто из нас и когда призывал голытьбу захватывать окрестные сопки или дебри?

— Я имею ввиду Россию, где под вашим влиянием уже повально торжествует анархический примат беззакония над священным законом собственности. Таким образом, есть шанс исполниться голубой мечте Бакунина — анархизм превратится в государственную политику, основанную на изуверском революционном «Катезихисе».

И коль подобный анархопорядок будет предложен в качестве эталона, впору воскликнуть: да здравствует большевистский анархизм!

Каторжное терпение надо иметь при беседе с таким блудословом. Вспомнив о подходящей брошюре, Пётр взял её из книжного шкафа. Отыскивая нужные месте, говорил:

— Выходит, отбирать у помещиков землю, по-вашему, нельзя. Это — анархизм, примат беззакония над священными законами. А помещикам, значит, можно было когда-то отнять её у закабалённых крестьян. Если это, по-вашему, справедливо, то по каким законам, кто их сделал священными?

— Века минувшего времени!

— Убийственный аргумент в устах социал-демократа... Но разве мы, вернув крестьянам землю, хотя бы через века не воскресим примат закона над беззаконием?

— Ну и фортель... Это кто же его изобрёл? — увильнул Агарев от прямого ответа.

— Сама жизнь... Теперь слушайте, что сказал Владимир Ильич на первом Всероссийском съезде крестьянских депутатов: «Окончательное установление земельных распорядков должно проводиться только Учредительным собранием или Всероссийским Советом Советов». Ясно? Дальше: «Земля всенародная, — значит, принадлежит и помещику тоже, но не на основе привилегий дворянства, а как всякому гражданину». И ещё: «Если мы советуем такую меру, — советуем приступить к ней с осторожностью». Вот так анархизм... В точности по революционному «Катезихису».

Душистым платком Агарев медленно вытер взмокшее лицо и лысину. Довольно закурив толстую папиросу, хмыкнул:

— Гм, прямо не верится, что это сказал сам Ленин... Просто не верится! Разрешите посмотреть.

— Пожалуйста. Даже можно взять на память, чтоб самому больше не попадать впросак и не морочить головы другим.

— Благодарю вас. Если всё действительно так, меняется очень многое...

— Слава богу. Ведь цель наших стремлений по сути элементарна: вся государственная политика должна быть сразу видна на сытном обеденном столе каждого рабочего и крестьянина.

— Именно в этом весь смысл благородных деяний партии социал-демократов, которую я имею честь возглавлять в Приморье! — похвалился Агарев.

— Тогда почему же ваши вожди Чхеидзе и Церетели, наверняка гораздо лучше знакомые с «Апрельскими тезисами», во время первого съезда Советов запретили проводить в Питере любые народные демонстрации, а Церетели даже потребовал разоружить рабочих? — прижал его Пётр.

— Будто вы не знаете, что Ленин хотел арестовать правительство и учинить переворот. Кто ж это мог допустить?

— Мда-а-а... Вместе с эсерами вас во всех Советах подавляющее большинство. Так?

— Несомненно!

— Насколько я в курсе, Ленин тогда всего лишь предложил взять власть именно Советам. Значит, переворот получался в вашу пользу. Правильно?

— Вообще-то, конечно...

— Тогда к чему запрещать демонстрации, разоружать рабочих, которые помогали прежде всего вам. Какой в этом смысл?

— А какой Ленину смысл стараться для нас?.. — ехидно улыбнулся Агарев и, сделав проницательную мину, глубокомысленно заключил: — В том-то и суть авантюры, когда под видом одного скрывается са-авсем другое!..

Как он — курносый, лобастый — походил на Сократа, способного узреть коварство даже в любимом эволюционном развитии революции... Вконец зарапортовался убогий филёр, на которого больше не хотелось тратить время. Спас вошедший Нейбут. О чём они долго вполголоса толковали, Пётр почти не слышал, сосредоточась на своей работе. Но даже глухой отозвался бы на слова Агарева о беспощадной казни всех шпионов, паникёров и дезертиров, погубивших такое героическое наступление генерала Корнилова! Поэтому Пётр ткнул святотатцу в зубы:

— Чем вы теперь отличаетесь от царизма? В чём ещё норовите его переплюнуть?

— Скоро узнаете... — многозначительно пообещал социал-демократ от жандармерии.