- А тут умрут. Не сейчас, так через час. Понимаешь, лейтенант...
- Понимаю, но...
- Но? Но?! Ты, лейтенант, знаешь, какие у нас раненые, какие люди? Ты знаешь, что вчера наши раненые сделали? - вспыхнувшая ярость Тарасова вдруг вылилась слезами по щекам. - Ты, лейтенант, герой! Спасибо тебе! А моим ребятам, кто спасибо скажет? Грузите, я сказал!
Через полчаса 'уточки' стали подниматься в ночное небо, неуверенно покачивая полотняными крылышками...
Провожая их взглядом, Тарасов хрипло спросил, не глядя ни на кого:
- Как думаешь, пацаны еще живы в Малом Опуево?
Ответом ему было тяжелое молчание...
**
Если первый батальон так и не смог удержать Большое Опуево, то второй взял Малое с лету.
Комбат-раз - капитан Иван Жук - приказал атаковать без криков и выстрелов. Более того. Десантники его батальона часть пути проползли под настом! Немцы ошалели, когда почти перед их окопами снег взметнулся и белые призраки молча - что самое страшное! - прыгнули на их головы.
Через полчаса, когда под Большим Опуево еще только разгорался бой - батальон Жука уже зачищал от недобитков деревню.
- Молодцы, мужики! Молодцы! - орал он ребятам, деловито - отделениями - прочесывающим избы.
Из каждой избы приходилось выкуривать фрицев. Гранаты в окна, дверь на прицел...
Внезапно, из крайнего дома басовито застучал трассерами пулемет. Одной очередью срезало сразу троих десантников, перебегавших улицу, освещенную багровым огнем разгорающихся пожаров.
- Подавить пулеметчика! Бегом! - заорал Жук. - Где командир штурмового взвода?
- Убит!
- Мать твою... Морозов! Морозов! - крикнул комбат бегом к штурмовикам, пусть давят пулемет!
- Есть, товарищ капитан! - комсорг батальона, сержант Ленька Морозов бросился в залегшую первую роту, перепрыгивая через трупы немцев и десантников.
Очередь стеганула совсем рядом, но он каким-то невероятным образом выгнулся, и пули - вместо того, чтобы порвать живую плоть - выщепили дыры по стене избы.
Морозов нырнул рыбкой, уходя из зоны поражения в сугроб. Еще несколько десятков метров и...
- Товарищ лейтенант... Комбат...
-Да понял я! - лейтенант Булавченков грыз тесемки шапки-ушанки. - Фомичев штурмовиками сейчас...
Договорить он не успел. Немцы начали минометный обстрел и комья мерзлой земли ударили ему в лицо. Он ткнулся в снег.
- Тьфу... - приподнявшись, он выплюнул землю и схватился за правый глаз.
- Ранены?
Лейтенант застонал, держась за лицо.
Дайте посмотрю. Морозов осторожно взял руки лейтенанта и отвел в сторону...
- Фингал будет. А глаз вроде цел... Холодное приложить надо...
Новый взрыв заставил ткнуться в 'холодное'.
И в этот момент немецкий пулемет захлебнулся. А за этим раздались два глухих взрыва и минометы тоже замолчали.
- Ай, Фомичев, ай, молодец! - вскрикнул лейтенант, вставая на колени. - Рота, вперед!
Десантники бросились в атаку. Впрочем, атаковать было уже некого. Из дома, откуда только что долбил пулеметчик, валил густой дым. А за домом была живописная картина - разбросав конечностями и кишками по снегу валялись дохлые фрицы-минометчики. Тех, кто еще пытался корячиться, десантники штурмового взвода Фомичева спокойно добивали выстрелами в затылок.
- Языка! Языка оставить!
- Некого, товарищ лейтенант! - развернулся к нему вечно улыбчивый старший сержант Фомичев. - Все умерли!
В этот момент распахнулась дверь дымящего дома и оттуда вывалился надсадно кашляющий немецкий офицер - без штанов и в расстегнутом кителе. Он успел махнуть финкой, пропоров растерявшемуся Морозову маскхалат, но тут же был успокоен ударом приклада в спину.
- Связать и в штаб бригады, - распорядился комроты.
- Скотина... - удрученно разглядывал порезанный полушубок комсорг. - Какую вещь испортил...
- Неееет! - закричал вдруг кто-то тонким голосом. - Не трогайте его! Он мой!
Из дымящейся избы выбежала женщина в длинной ночнушке и наброшенной на плечи телогрейке. Тут же споткнулась на ступеньках и упала прямо в ноги лейтенанту Булавченкову.
От неожиданности и лейтенант, и бойцы замерли. Баба же продолжала голосить:
- Не трогайте, ироды! Мой он, мой! Прошу вас... - и зарыдала.
- Это что за явление Христа народу! - грозно рявкнул на бабу подошедший незаметно комбат.
- Товарищ капитан... - начал было лейтенант.
Жук остановил его движением руки и присел перед валяющейся на снегу бабе:
- Эй, ты кто такая?
- Авдотья я... - распрямилась та. Круглое ее лицо покраснело от слез. - Отдайте Вовочку, а?
- Какого еще Вовочку? Ты что, Авдотья, с ума сошла?
- Вольдемара моего отдайте. Он мирный. Он велетинар. Он мне корову сладил...
Жук сдвинул шапку на затылок:
- Вольдемара? Немца, что ли?
- Муж он мне! Христом богом клянусь, муж!
- А что, русского мужа не смогла найти?
Баба вдруг затихла.
- Что молчишь-то? - потряс ее за плечо капитан.
- Без вести пропал в сорок первом... А что ж мне... Одной, тут хоть и немец, а мужик же! Велитинар опять же, велитинар... - и опять зарыдала.
Она почти молитвенно повторяла крестьянски уважаемую профессию пленного, как будто бы это могло помочь ему и ей.
- Велитинар!
По лицу комбата пробежало судорогой презрение:
- Он твоего мужа и убил...