Десантура

Сержант поднялся и боком - лесенкой переставляя лыжи - поднялся на дорогу.

- Наезженная. Машины ходят. И сани! - крикнул он, присев и поглаживая спрессованный снег.

На голове его была шапка, уши которой были плотно подвязаны под подбородком. А сверху был накинут капюшон белого маскхалата. Поэтому он сразу и не услышал, что его спиной появился сначала тонки, а потом все более басовитый гул автомобиля.

Когда он обернулся, было уже поздно. Легковая машина вывернула из-за поворота. Прыгать за обочину было поздно. И сержант Клепиков принял единственно верное решение - он развернулся лицом к синему, маскировочному свету фар и властно поднял руку, ладонью к машине - 'Стоп!'.

Бойцы его отделения, уже изготовившиеся к прыжку через дорогу, снова рухнули в снег.

Машина остановилась в метре от сержанта. Стекло опустилось и немец грубо облаял десантника. Что он говорил - сержант не понял, разобрав только одно слово - 'Идиёттен'. Водитель даже не понял, что перед ним русский.

Глеб лениво подошёл к дверце шофера и жутко улыбнувшись черным, обмороженным лицом, скомандовал:

- Хенде хох, скотина немецкая! Ком цу мир!

А самым главным аргументом для водителя оказался ледяной ствол СВТ, нежно коснувшийся арийского носа.

Немец скосил вытаращившиеся глаза на мушку винтовки и выполз из машины. Правда у него это получилось не сразу. Ручку заело. Пришлось сержанту слегка надавить винтовкой. Немец от страха сморкнулся большим пузырем. И зря. Потому как немедленно примерз к металлу. Глеб, правда, это не сразу заметил. Поэтому, когда он отдернул винтовку, даже удивился реакции фрица, завопившего от боли и схватившегося за лицо.

- Хлипкий какой… - сержант брезгливо снял с дула кусочки пристывшей кожи.

А десантники уже спористо окружили легковушку.

Клепиков наклонился и заглянул в моментально выстывший кузов. На переднем месте лежал фрицевский автомат. А на заднем - какой-то старик в высокой фуражке с меховыми наушниками.

- Вань, автомат забери…

Рядовой Кочуров вытащил автомат и закинул его за спину. А Клепиков изучал старика. Тот его взгляд понял по-своему - начал суетливо вытаскивать дрожащими руками свои вещи - маленький пистолет, зажигалку, золотые часы, серебряный портсигар… Потом протянул мешок, лежащий рядом.

- Братцы! Консервы! Хлеб! - радостно крикнул кто-то из бойцов. - И шоколад!

Клепиков сорвал витые погоны с плеч старика. Тот тонко вдруг закричал:

- Nein! Nein! Nicht Schiessen! Bitte! Bitte! Der Enkel! - и трясущимися руками стал тыкать открытым портмоне в лицо сержанту.

Клепиков от неожиданности отпрянул, потом уже оттолкнул руки немца.

- Чего он орет? - засмеялся Кочуров.

- Какать хочет… Вот и орет, - буркнул Клепиков. - Ладно, пошли.

- А этими что?

- Черт с ним. Стрелять не велено. А по лесу его не доведем до наших. Умрет от страха. Да и толку от него… Невзрачный какой-то старикашка.

- И водителя?

- А от него вообще толку нет. Эй, старый! Бери свой портсигар. И зажигалку с часами. Только вот сигареты реквизирую. И консервы. А в остальном комсомольцы дедушку не обидят. Да вот пистолет, извини…

Машина рванула так, что десантники долго смеялись над стариком. Помчался так, как будто вся Красная Армия за ним гналась.

- Вперёд, к Опуево! - скомандовал Клепиков. - Времени мало…

И только Ваня Кочуров все жалел о толковой немецкой зажигалке.

А утром - разведав подступы к деревне - бойцы, довольные собой, разбредались по своим снежным норам. А сержант Клепиков пошёл с трофеями к капитану Малееву…

Через полчаса все отделение стояло перед начальником особого отдела роты - капитаном Гриншпуном. Тот слегка улыбался помороженными щеками.

- Ну что, бойцы… Молодцы! Трофеи знатные… Особенно пистолетик. Награду заслужили…

- Да что вы, товарищ капитан… - засмеялись десантники. - Мы ж не ради награды…

- Выбирайте сами свою награду. Либо вас прямо сейчас лично расстреляю, либо после после разговора с комбригом.

Бойцы окаменели.

- Вы же, сволочи, генерала отпустили. Может, самого Брокдорфа! Командующего всем корпусом! Уроды!! Пожалели, значит, фрица? А он бы вас пожалел? Капитана задергалось нервным тиком красивое лицо. Сзади заскрипел снег. Бойцы не смели оглянуться, опустив головы.

- Расстрелять к чертовой матери этих шляп! - раздался голос Тарасова. Подполковник обошёл строй штрафников, зло сжимая витые серебряные погоны немецкого генерала. Остановился перед Клепиковым. И без размаха коротко ударил - кулаком с погонами - сержанта поддых. Тот согнулся пополам, беззвучно хватая, как снулая рыба, распахнутым ртом стылый воздух:

- Товарищ подполковник… - вмешался Мачихин.

- Товарищ комиссар! - взвился Тарасов. Потом помолчал и снова повернулся к бойцам.

- Сдать оружие, продовольствие, ремни. Ждать здесь. Сейчас пришлю автоматчиков…

9.

Фон Вальдерзее покачал головой:

- И что… Их…

- Да, герр лейтенант. Их расстреляли. Перед строем. А вы как думали?

- Но… Но это же преступление…

- Особисты и комиссары настояли на расстреле. Вы же знаете, что такое НКВД?

Лейтенант откинулся на стуле:

- К счастью нет. Только слышал со слов пленных.