Дешевка

— Каждый божий день я чувствую себя долбаной самозванкой, и меня это бесит. Ради всего святого, мне уже сорок два, я слишком стара, чтобы ощущать себя дурочкой.

Рон поморщился.

— Думаю, вам нужно сопоставить то, что вы получаете от этой работы, и то, насколько вы способны справиться с тем, что вас изводит женщина, которая в вашем описании выглядит социопаткой, — он на минуту замолчал, закатил глаза, и все его тело стало трястись.

— Что вы узнали? — с опаской спросила Имоджин, желая, и уже не в первый раз, чтобы ее медиум и ее психотерапевт все-таки были разными людьми.

Рон подергивал пальцами, демонстрируя, что сейчас вселенная общается с ним напрямую.

— Все должно стать гораздо хуже, прежде чем исправится, — сказал он неохотно. — Многое должно измениться.

Имоджин неестественно выпрямилась, позвоночник будто в кол превратился.

— Что должно измениться?

Рон посмотрел на нее почти безумным взглядом. Он всегда уверял, что выматывается, когда заглядывает в будущее.

— Не думаю, что вы останетесь в Нью-Йорке. Во всяком случае, не насовсем. Я вижу вас на юге. И еще будет какая-то свадьба.

— Евы и Эндрю?

— Думаю, да, — медленно кивнул Рон.

— Они же только что познакомились!

Ее психотерапевт пожал плечами. С ним говорила вселенная. Таймер на его айфоне пискнул, сессия окончилась. Он потер виски, потянулся, подняв руки над головой. Имоджин смотрела, как длинная борода подпрыгивает над его животом, который вздрагивает, как желе в мисочке.

Оставалась еще одна вещь.

— Рон, у вас есть «Твиттер»?

Он поднял кустистую бровь:

— Конечно, есть.

— Подпишетесь на меня?

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Имоджин не могла игнорировать жжение, возникшее у левого соска. Оно накатывало волнами, заставляя сильно прикусывать губу. Имоджин не хотела будить Алекса, потому что ее захлестывало чувство вины. Разве она достаточно занималась своим здоровьем в последние несколько месяцев? Нет, ее настолько поглотили проблемы, связанные с Евой и работой, что она перестала обращать на себя внимание. В первые дни после операции она выбросила из головы всё, кроме собственного выздоровления, была внимательна к каждой мелочи, к хирургическому дренажу и к тому, чтобы каждые пару часов избавляться от жидкости. Она регулярно упражняла руки, поддерживая их мышцы в тонусе, но перестала это делать с тех пор, как вернулась в журнал. Врачи предупреждали ее, что ей нужно внимательно относиться к своему самочувствию, чтобы предотвратить рецидивы и инфекцию. Она определенно не станет будить Алекса и жаловаться.

— Мамочка!

— Привет, Джон-Джон. Почему ты так рано проснулся в субботу?

— Мне приснился страшный сон.

Она опустила крышку стульчака, села и взяла мальчика на колени. Боль в груди от этого лишь обострилась.

— Расскажи, что за сон. Там была ведьма? — головка с белокурыми кудряшками качнулась вверх-вниз. — Могу поспорить, она была страшной. И что ты делал?

— Прятался.

— Храбрый, умный мальчик. А где ты прятался?

— На дереве!

— От ведьм лучше всего прятаться на деревьях, — испуг на лице Джонни сменился гордостью. — Знаешь, что я хочу, чтобы ты сделал, если противная ведьма еще раз явится в твой сон, дорогой?

— Что, мамочка?

— Тебе не нужно прятаться. Можешь встать напротив нее, прямо перед ее лицом, — Имоджин заглянула прямо в лицо мальчика, оказавшись нос к носу с ним, и Джонни захихикал, — и сказать: «Ты не отсюда. Это я отсюда. Это мое дерево и мой сон».

— Ты такая умная, мамочка. Такая умная и такая мягкая, — малыш уткнулся лицом в кружева ее ночной рубашки как раз там, где у нее болело, но она терпела, понимая, что ему нужно прижаться к ней.

— Мне всегда так приятно это слышать, дорогой! Как думаешь, ты сможешь пойти еще поспать?

Сын снова кивнул, его глаза стали закрываться. Имоджин опять сильно прикусила нижнюю губу, поднимая его и стараясь, чтобы нагрузка в основном приходилась на правую руку. Малыш слегка засопел, когда Имоджин положила его в кроватку. Потом она заглянула в комнату Аннабель. На кровати дочери стоял ее ноутбук. Имоджин взяла его, чтобы не возвращаться в их с Алексом спальню за их общим девайсом и не разбудить мужа.

Когда экран засветился, возвращаясь к жизни, Имоджин закрыла двенадцать вкладок с мгновенными сообщениями, видео с котом Саймона, Reddit[102] и страничку с фанатским пабликом музыкальной группы, состоящей из трех парнишек с асимметричными стрижками.

Осталось закрыть только вкладку с «Фейсбуком». Именно из-за дочери Имоджин когда-то заставила себя зарегистрироваться в этой соцсети в надежде, что та будет поответственнее в своей сетевой жизни, раз мама где-то рядом, пусть даже и нечасто. Ей нравилось фото, которое Аннабель поставила на профиль, замечательный снимок, на котором она старается удержать у себя на коленях одновременно Джонни и Коко. Имоджин не хотела шпионить за дочерью ни сейчас, ни вообще, но ничего не смогла с собой поделать, потому что заметила у нее на странице новый коммент: