Десять кругов ада

Тут холодок у меня по спине пошел... Понял, не шутит цыган... зарежет, и спрос какой с него... Страх напал. Дергать надо на волю. А этот черномазый как гипнозом давит, словно мысли прочел, добавляет:

- Я тут в картишки гадал, выпала на тебя крестовая... шестерка! Кранты... Скоро хвостик свой козлиный откинешь... мусор...

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

Юркий сорокалетний цыган не боялся здорового, дебелого Аркаши Филина.

Оттого зло харкнул последний в сторону уходящего представителя свободолюбивого народа. Что сделать с таким фуфлогоном? Кому пожаловаться? Паханам? Волкову?

А долг свят, надо выбить с цыгана, любой ценой. Квазимоде пожаловаться? Но тот совсем обабился, отплыл на льдине... не хочет ни во что вмешиваться, не желает ни видеть, ни слышать никого. Может, в ПКТ дурь сойдет...

Лебедушкин-то ходил сам не свой после сообщения о смерти мамаши. А до того не то что подогрев, ксиву боялся написать даже Бате своему, Мамочка так его застращал.

Надо мне подогреть Кваза да совета спросить, как быть с новым активистом? Залить его в бетон, как морячок себе придумал побег? А я другое выдумал, у меня получится, только вот подельника толкового надо... Все к черту! В бега! Если Волк опалится, меня первого уберет... руками этого цыгана...

ВОЛЯ. ДОСТОЕВСКИЙ

Ни до чего уже было Квазимоде, так до каких еще цыган? Им владело новое, невиданное доселе чувство, и он маялся оттого, прогоняя и приближая его, стеснялся, как школьник, и злился на себя за слабоволие.

Кажется, влюбился Воронцов Иван Максимович.

ЗОНА. ФИЛИН

Так, вот и Мерин мой, капитан ненаглядный. Семенит, стручок. Пойду. Дождался, пока рассосется очередь за почтой у его кабинета, да вхожу.

- А, Филя! - меня приветствует. - Заходи, дверь прикрой.

Суетится сам, попкой крутит, загорелся прямо весь, знает, башли приплыли.

А зачем ему хрусты? Бабы на него не клюют - маленький, жиденький, за это и кличку свою обидную получил, на подростка в чужой форме похож. Правда, брюшко вот поперло, солидным хочет показаться, усики мышиные отпустил, а не растут, совсем плохо ему. Это вот у меня усищи раз были на гражданке - гусарские, закрученные. Смешной был, бабы заставили сбрить... Так, сейф свой детский открыл.

- С Одессы ответ пульнули? - спрашиваю.

- Получил, получил, - суетится. - Телеграмму отбил им, как ты велел. Бабки принес?

Протягиваю ему пачку десятирублевок. Они резиночкой перетянуты, от бабских трусов; смешно - деньги есть, баб нету, а трусы есть. Вот как в Зоне все запутано, не каждый здесь просечет, как жить. А вот эта дешевка просек, вон как шары блестят, как у зверька хищного. Хорек...

- Пятихатка, - говорю. - И штука еще с меня, так ему и скажешь.

- Проверять не буду, - смеется кусочник, - верю тебе. Так, бери, протягивает десять плиток шоколада "Гвардейский" - мой любимый. - Много пронести не мог, извини. Сторожат на вахте, суки. Боюсь я их.

- Волчара выручит, - бросаю. - Тебе-то чего бояться?

- Того, - сердится, тоже как-то по-детски. - Чижов вон вчера на полигоне что отмочил, еле спасли дурака. Наши таблетки-то. Львов стрелки разводит сейчас на планерках - ищите, откуда наркомат! Ищут.

- Волков впаривает, Волчара и найдет, кого посчитает нужным... - бросаю я, усмехаясь.

- А вдруг кто другой меня подловит. Нет, пока поосторожней надо... Валя поможет, в ларьке. Продукты тебе подкинет, я договорился с ней. На крючок ее посадишь, а потом... сам знаешь как... Она на бабки падкая. Только трахать ее не лезь, там старик подсобник - продажный, все докладывает. Понял? - Поправил воротник рубашки, что явно мешал его второму подбородочку. - Ко мне тоже только по большой надобности теперь приходи.

- Когда Волк еще дурь подкинет? - главное спрашиваю.

- Не знаю. Она у него тоже в огороде не растет. Найдет тебя, не торопись.

- Не торопись... - передразниваю. - Может, мне "капуста" нужна...

- Зачем тебе деньги? - искренне так спрашивает. - Все у тебя есть. Тут кормят, поят, в баню водят...

Смерил я его взглядом, ничего отвечать не стал. Знал бы ты, гнида бумажная, зачем человеку деньги. Ах...

Прячу шоколад под резинку трусов.

- Чего ты письмо Джигита Мамочке-то вложил? - спрашиваю.

- Чего? - вздыхает. - Надо - отдал, отчитываться перед тобой, что ли? Тебе и лучше, расплачиваться он не хочет, в другую зону стремится. Теперь ты хоть знаешь это.

- Никуда он не денется. Это от него шоколад... - усмехаюсь тут.

- Как? - удивляется. Даже испугался, глазищи выпучил.

- А от кого же? Ну, не от него, а с воли, от барыг его. Да никто не знает... А Чижов дурак, всех подвел, Волку ничего не оставалось, как сдать его. А письма Джигита Мамочке больше не отдавай, хорошо?

- Волков не знает?

- Тихо... - приложил я палец к губам, - всем достанется.

Я заспешил от него, а когда вышел, засек - из окна Мамочка на меня внимательно смотрит. Даже ручкой мне помахал - зайди, мол, вот же сука...

Я сразу за барак, еще не хватало... зайди.

ЗОНА. МЕДВЕДЕВ