- Ну, и какие это понятия? - взвился Мамочка.
И наверное, нельзя было этого делать: в минуту зэк стал сильнее его.
- Докажите! Может, и я соглашусь!
Майора просто понесло, от усталости и безнадеги послед-них дней. Левая бровь неудержимо дергалась; пытаясь скрыть нервный тик, он чуть отвернулся от зэка, лихорадочно закурил.
Филин молчал, изучал потолок кабинета.
- Не по мне такие разговоры в клетке, гражданин начальник. На воле пожалуйста, по освобождению - ресторан "Пекин", после семи, каждый день. А здесь - увольте...
- Ну, в двух словах?
- В двух... Не предавать друга - это главное.
- А если друг не прав, обижает слабого друг?
- Значит, тот заслужил, - развел руками, чуть улыбнувшись, зэк.
- Ловко, - сплюнул табак Мамочка, затушил "беломорину".
В дверь постучали, появился завхоз Глухарь.
- Разрешите, товарищ майор, доложить?
- Что, срочное? - поморщился майор.
- Ну... Бидон с брагой под бараком нашли. Да две заточки. На вахту отнесли.
Мамочка кивнул, перевел взгляд на Филина.
- Вот тебе и наглядный пример честности настоящей. А если бы не нашли брагу? Перепились бы вы, поножовщину устроили. В лицо правду почему не сказать? И он, кстати, - показал на Глухаря, - не побоялся твоего присутствия, не стал за углом мне докладывать.
- А чего мне его бояться! - гаркнул огромный Глухарь. - Из-за них же и сижу.
- Верно сидишь, - зло усмехнулся Филин. - А что заложил брагу, свое еще получишь, не скалься...
- Ну-ка, пасть-то прикрыл!.. - хлопнул по столу майор. - Постращай мне еще...
Филин снисходительно посмотрел на него, отвернулся и снова замолк.
- Что значит - за них, Глухарь? - мягко спросил майор.
- Ну а как, не из-за них, что ли? - обидчиво протянул тот. - Сосед у меня был, Колян, блатной, он на проводинах одного исполосовал, как порося, тот выкатался весь в кровянке. Ну а я рядом был, сдержать хотел, да куда там... Ну, взяли его на следующее же утро вместо армии. А когда разбираться стали, вроде и я получаюсь подсудный, я ж... сокрыл преступление, - выговорил язвительно. - Вот. Мне в техникум ехать поступать, а тут в воронок - и в тюрьму. Так и не сложилась учеба...
- Да, - покачал головой, оглядывая Глухаря, Медведев. - Какой техникум-то был?
- Какой... сельскохозяйственный, какой... Ну, чего об этом говорить, пока отсижу, а там и не возьмут, с судимостью-то... И года уже вышли.
Мамочка крякнул, врать не хотелось, обнадеживать зазря - тоже грех. Не знал, что и ответить большому и обидчивому, как ребенок, неудавшемуся агроному.
- Идите, я подумаю, как вам помочь... Сколько осталось-то?
- Полтора года, - буркнул Глухарь.
- Считай, ты завтра на свободе... - звонко сказал в тишине Филин. - Сдай еще пару бидонов...
Майор, не поворачиваясь к нему, бросил:
- Марш на вахту, говнюк. Доложишь - трое суток изолятора.
Филин пожал плечами - а как же иначе, улыбнулся торжествующе и гордо встал - высокий, головастый, уверенный в себе. Не предавший никого.
- Так, - оглядел его Мамочка, - если сейчас принесешь грелку с водкой и откажешься от всех выигрышей в карты - прощаю. Нет - пойдешь в изолятор, а пока ты там сидишь, я докажу, что ты обложил всех в отряде данью, и будет тогда тебе ПКТ или - чтобы веселей жилось - тюремный режим. Помилования он ждет... Хрен тебе, а не помилование. Иди подумай, даю тебе полчаса. Через тридцать минут ты на вахте - в изолятор. Или у меня, с признанием. Свободен.
НЕБО. ВОРОН
Экземпляр Филин, именующий себя вором, вместо того чтобы напрячь мыслительные свои способности и отыскать выход, дабы не быть упеченным на долгий срок в не подходящие для жизни условия, не нашел ничего более умного, нежели вновь пойти в кинобудку, затянуться папироской анаши и преспокойно слушать там песни, начисто забыв про майора и данные им полчаса на обдумывание своей будущей судьбы. Естественно, через час его там снова отыскали и отвели в изолятор... Бред.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Нет, уважаемый Ворон. Не мог поступить иначе зэк Филин, по законам воровского куража. И обман начальника, скрытый и прямой - каждодневный, постоянный, презрение к словам того, и своим заодно, - основа этой модели поведения. В этом особый кайф - выслушать длинную тираду Мамочки, а затем завалиться в клубе и слушать тоскливые блатные песни, что заставляют жалеть себя, ненавидеть ментов и понимать, что страдание, посланное на него, было уже не раз послано на многих таких же, и они выдюжили, не отдали свою душу "хозяину" и куму. Остались честными ворами.
В этом и основа, что держит на пластинке жизни зэка со стажем в любых, самых мерзких ситуациях. Он уверен, что страдает не зря - придет его час и он вернет себе все, что здесь у него отобрано, - там, на воле.
Персонажи песен, поющихся гундосыми голосами, - воры и жиганы, почти мифологические герои, сильные духом, предметы подражания, и с ними легче в дурной час, потому что они есть, кто-то точно так же мучился, мучается и будет мучиться, как и ты.
НЕБО. ВОРОН