Десятый самозванец

Действительно, сейчас перед ним была немолодая женщина. Впалые щеки, заострившиеся черты лица, морщины. Уцелевшие зубы были изрядно пожелтевшими, а там, где их уже не было, был хорошо заметен воск. Ну а если снять с синьоры пышное платье да нарядить в лохмотья, то получится настоящая Баба-яга. Но, как заметил Тимофей, у старушенции оставалась очень добрая улыбка, за которую ей можно простить остальное страхолюдство. И если судить только по улыбке, то когда-то, лет сто назад, она могла кружить головы! Ну и если с ней до сих пор считаются и папа, и кардиналы, то, значит, помимо красоты есть у нее и еще что-то… Вот и кабинет совсем даже не женский… Тут тебе и стол, заваленный бумагами, и шкап, уставленный книгами в коже, которые были украшены золотом. И главное, что не было зеркала. Никакого!

— Что же, дорогой синьор Джованни, расскажите мне — что привело вас к старой и уродливой женщине?

— Ах, синьора, — хмыкнул Тимофей, откидываясь на спинку стула. — С некоторых пор я очень боюсь делать комплименты женщинам.

— Что же так? — откровенно удивилась синьора Олимпия.

— В каждой стране — свои нравы, своя красота…

— Вы повидали много стран? — заинтересовалась Папесса. — Расскажите, синьор Карам… Кармазей… — сбилась женщина, не сумев выговорить мудреную фамилию.

— О, — совсем по-итальянски вскинул Тимоха руки, — это было бы слишком долго. А коротко — так не стоит и рассказывать.

— Что же, синьор, — улыбнулась Олимпия. — Расскажите мне о Рос-с-сии (опять с трудом выговорила она мудреное слово). Я, к стыду своему, ничего о ней не знаю. Слышала только, что там всегда лежит снег. Кажется — это где-то в Китае?

Тимофей за последние годы устал возмущаться и удивляться несуразице, что плели о его родине.

— Нет, синьора, Китай от России подальше. А мы аккурат сразу же после Польши будем, если от Европы смотреть. Страна — большая. За то время, что по России до Китая ехать, — дней тридцать нужно. Зимой холодно бывает. Ну а летом — все как у всех. Цветы растут, ягоды…

— А правда, — перебила его хозяйка, — что зимой у вас по улицам бродят медведи, которых поят крепким вином — водкой, чтобы не замерзли?

— Зимой медведи спать должны, — рассудительно ответил Тимофей. — Зачем же их водкой-то поить? Самим мало.

— Вы шутник, синьор Джованни, — улыбнулась синьора. — Что же, думаю, что если вы задержитесь у нас, с вами приятно будет побеседовать.

Женщина замолчала, ожидающе посматривая на Тимофея. Тот, чувствуя себя немного неловко, не знал, с чего бы и начать. Но решил начать с главного:

— Синьора, я очень надеюсь, что вам уже доложили, что имя мое — Иоанн, Джованни — по-вашему, а фамилия — Каразейский. Род мой старинный и древний. — Тут Тимофей сделал паузы, посматривая на собеседницу. Но, не увидев шевеления ни бровями, ни носом, продолжил: — Я — сын последнего русского царя Василия, Базилио, по-вашему.

— Хм, — вдруг хмыкнула синьора. — Базилевс — Базилио! Говорящее имя. А, кстати, — вдруг задала Олимпия вопрос, — как вы попали в Турцию?

— Долгая история, — принялся Тимофей за рассказ, в который уже и сам поверил. — Пока был наместником на Вологде и в Великой Перми, то меня там никто не трогал и никому я не был нужен. От Перми и до Москвы столько же миль, сколько от Рима и до Москвы. Хотя, — задумался он, — а не соврал ли я? — Может, и побольше будет… Кто же их, версты-мили, мерил? Скучно мне стало. Что Пермь, что Вологда — деревня деревней. Решил в Москву поехать. Приехал. Поселился в усадьбе своей. Жил себе поживал да никого не трогал. На пиры ходил да на забавы разные.

— А какие забавы? — с жадностью перебила синьора.

— Ну, карнавалов-то у нас нет. Но скоморохи там, вроде ваших жонглеров, бои кулачные. Но эти забавы, — поспешил уточнить Тимофей, — только когда скоромные дни. В пост там — ни-ни! Так вот, жил, значит, поживал…

— И, видимо, у вас объявились недоброжелатели? — спросила синьора.

— И недоброжелатели, и завистники. Усадьбу мою сожгли, жену погубили. Только и удалось, что сына к верным друзьям отвести…

При рассказе о погибшей от рук недоброжелателей жене в голосе Акундинова прозвучало горе…

— Бедный, — сочувственно погладила синьора его по руке. — А зачем им это нужно?

— Видимо, боялись, что начну претендовать на трон. Царь умер, а новый — слишком юн. Потом меня отправили воевать с татарами. Ну а там — в плен попал, да в Турцию меня и продали. Спасибо, братья-славяне прознали, что я русский царевич, бежать помогли. Ну вот, теперь я здесь… И мне в Россию нужно вернуться, чтобы на трон сесть. Ведь мой отец — государь всея Руси — был свергнут с трона незаконно, незаконно и не по чину пострижен в монахи, увезен в польский плен и уморен голодом. Но, скажу я вам, мой отец и государь не отказался от своих прав на престол ни под пытками, ни перед смертью! Русский же трон был узурпирован Захарьиными, что взяли себе фамилию Романовых. Тетка ихняя женой царя Иоанна Грозного была, так у ее отца имя такое было — Роман! Знаете, почему Романовы на стол-то царский сесть сумели?