Дети ада

— Знаешь почему я ушла из жилконторы? Я вдруг поняла, что меня раздражают эти несчастные женщины с сумками, озлобленные мужчины, старики и старухи, требующие чего-то, сующие под нос какие-то удостоверения, дающие им право на льготы... Каждый день одно и то же, одни и те же лица, бесконечные разговоры о нищете, нехватке продуктов, подорожании... Особенно горюют пенсионеры, что пропали все их многолетние сбережения в сбербанках, что там подбросил Горбачев? Сорок процентов компенсации! А все подорожало в сотни раз! Не хватит сбережений и на похороны... И лица у них недобрые, как будто я виновата, что происходит вокруг! И я поймала себя на мысли, что мне хочется всех их послать к черту... И я... — она запнулась. — Короче, одну женщину, которая опоздала на полчаса за продуктовыми карточками, отправила обратно, заявив, что прием окончен. Она умоляла выдать, а я попросила ее уйти, мол, карточки закрыты в сейфе и опечатаны. И она, бормоча ругательства, ушла.

— Ну и что?

— Карточки лежали у меня в столе, под папкой, мне просто не захотелось ей их выдавать. Что-то нашло на меня — я ее возненавидела. И другие наши работницы поддержали меня. На дверях конторы висит объявление в какое время можно получать карточки и талоны на водку, а они все прут и прут, когда им заблагорассудится...

— А потом тебе захотелось побежать вслед за ней и с извинениями вручить карточки, — сказал Иван. — И тебе до сих пор стыдно, что ты этого не сделала.

— Я сделала это, — помолчав, ответила она. — Узнала по нашей книжке ее адрес — она жила в соседнем доме — принесла ей домой карточки и попросила утром зайти и расписаться в ведомости.

— А она не пришла.

— Пришел вечером грубый подвыпивший мужчина с красным лицом — ее зять — и сказал, что знать ничего не знает и потребовал снова для нее карточки и талон на водку. И я ему выдала, а потом написала заявление об уходе. И две недели, что еще работала, не могла забыть про это.

Иван не успел ответить: по проходу мимо них пробежала плачущая девушка с распущенными черными волосами. Одна щека ее ярко горела, в руках раскрытая сумка. Вслед за ней бежал высокий парень с искаженным злобой лицом, в руке у него темная бутылка, которой он намеревался огреть девушку по голове. Иван, не успев даже привстать, подставил подножку. Парень в голубой куртке с меховым воротником и синим петушком на голове растянулся на грязном полу. Бутылка со звоном отлетела под сидение. Пружинисто вскочив с белыми от бешенства глазами, парень бросился на Ивана, но тот уже стоял в проходе и встретил его коротким тычком правой руки в задранный подбородок. Парень отлетел на пустое соседнее сидение. К ним уже бежали еще двое. Тоже в куртках и с петушками на головах. Девушки, повскакав с сидений, смотрели на происходящее. Парни что-то кричали, но в грохоте мчавшегося поезда слов было не разобрать. Иван знал, что в проходе между двумя рядами желтых ободранных сидений им не развернуться. Одного он тоже вскоре уложил на пол, второй споткнулся об упавшего и бестолково махал кулаками, но до Рогожина ему было не дотянуться. И тут вступил в драку тот, кто бежал с бутылкой за девушкой. Вскочив на скамью, он подпрыгнул под самый потолок и как в кино, где показывают каратистов, длинной ногой в ботинке ударил Ивана в грудь. Тот отлетел к окну, но на ногах удержался, а парень уже снова подпрыгнул на другой скамье чуть не наступив на съежившуюся рядом Аню. На этот раз его нога оказалась крепко схваченной Рогожиным, он вывернул ее в сторону и дернул на себя. Парень с воплем грохнулся на медленно поднимающегося с пола дружка. Электричка стала тормозить, девушки с передней площадки махали парням руками, показывая на выход. Злые, растрепанные молодцы — один из них шарил по полу, отыскивая слетевший с головы петушок — нехотя потянулись к выходу. Тот, которого Иван прихватил за ногу, сильно прихрамывал.

— Падла, мы тебя запомним! — грозился тот, который был ближе к тамбуру. — Мы тебя на куски разрежем, гад!

Иван сделал движение, будто хотел броситься к ним, и парни, чуть не сбивая друг друга с ног, бросились к выходу. Высыпав на заснеженный перрон, они грозили в окно кулаками, красные лица их кривились, рты раскрывались, один из них без петушка на голове грохнул кулаком в грязное стекло. Девицы показывали красные языки, одна махом вскинула полы пальто и юбку и показала толстые ляжки и белые трусики.

— Ладно, хулиганье в петушках, но эти-то... — возмущенно произнесла Аня. — Господи, ну что за люди! Юбку задрала как раз та, за которую ты вступился.

— Разве? — уронил Иван. Грудь ломило, мог бы мерзавец и ключицу сломать! Где они учатся этим диким приемам? Это не каратэ, а какая-то дичь...

В вагон вошли несколько пожилых мужчин и женщин. Они тоже шумно разговаривали, видно было, что выпивши, но никаких безобразий не собирались вытворять. Аня снизу вверх посмотрела на Ивана, все еще стоявшего в проходе. Бутылка снова выкатилась из-под сидения.

— Как ты их... — восхищенно произнесла она, когда электричка стала набирать ход. — Закувыркались как клоуны!