Дети ада

Лола Ногина сидела рядом с Сережей Кошкиным на переднем сидении его вишневого «Мерседеса» и чувствовала себя на седьмом небе: после полуторамесячного отсутствия она возвращается из Хельсинки в родной Санкт-Петербург. Название-то как быстро прижилось... В город, в котором она родилась и прожила двадцать с лишним лет. На чужбине как-то померкли неприглядные стороны российской жизни, забылись грязь, хамство, уродство. Здесь ее дом, люди, с которыми общалась. Даже сверхмеры соседи любопытные по квартире уже не казались такими уж противными. Нет слов, красивы Хельсинки, а какие там шикарные магазины! Не чета петербургской нищете, где все тупички забиты железными ларьками, почти в каждом подъезде на главных улицах приткнулись торговцы разной мелочью. Петербург стал городом магазинчиков, ларьков, торгашей... Да, не сравнишь жизнь за границей даже такой близкой, как Финляндия, с жизнью в России! Но все равно там чужой мир, чужие люди, чужая русскому человеку мораль. Мартин Карвалайн отпустил ее на две недели. У него два дня гостил Кошкин, скорее не гостил, а отоваривался, что-то привез Мартину из Петербурга, а в основном загружал багажник и салон разной продукцией. Не брезговал ничем иностранным, что продавалось на распродаже, от одежды до скобяных товаров. Знал, что в Питере все с руками оторвут. И видеотехнику приобретал только уцененную. Сережу на границе не будут проверять — у него там все «схвачено», как он говорит. Гаишникам тоже прихватил подарки, никого не забыл. Эта дань все равно окупается, а кому нужны на таможне неприятности?

Да там теперь особенно и не придираются, можно все что угодно везти, конечно, кроме наркотиков и оружия. Но с этим Кошкин и не связывался. У него бизнес законный, зачем рисковать?

Почти ничего на дороге не изменилось, когда они пересекли границу: все тот же знакомый карельский пейзаж. Корявые береговые сосны и ели, серпантин неширокой дороги, блеск ледяных торосов на Финском заливе, дачные поселки, освободившиеся от снега. Кое-где на обочинах нежно зеленела первая подснежная трава. А может, поздняя прошлогодняя? В глубине леса еще не сошел снег. Асфальт поблескивает, на крутых поворотах Сережа сбавляет скорость — может занести. Из стереодинамиков со всех сторон льется музыка, на мудреном магнитофоне с приемником светятся разноцветные лампочки, бегают цифры, зеленоватые электронные часы показывают время, на солнцезащитном щитке изредка попискивает антирадар. Эта коробочка с сигаретную пачку за километр предупреждает нарастающим писком и миганием красной лампочки о затаившемся гаишнике с радаром.

Сережа в черной на меху куртке — он их меняет каждый месяц — светлый ежик его коротко остриженных волос топорщится на круглой голове, от него как всегда шибает дорогой французской лавандой. Голубоватые глаза смотрят на дорогу. Кошкин давно «работает» с финнами, и сам похож на чухонца: белобрысый, голубоглазый, немножко по-фински объясняется. С Карвалайном они хорошо понимают друг друга, впрочем, Мартин сам говорит по-русски, нечисто, но понять можно, а вот Лоле финский язык трудно дается, при ее новой работе нужно знать не только финский, но и английский.

— Везешь чего-нибудь на продажу? — поинтересовался Сережа, кивнув на ее красивую большую сумку на заднем сидении.

— Пару спортивных костюмов, парфюм, колготки, шоколад... — стала перечислять Лола, но он перебил.

— А доллары?

— Две бумажки по сто.

— Вот что, Лолик, — деловито произнес он. — Барахло сама реализуешь — в ларьках у тебя барыги с руками оторвут за наличку — а зелененькие я у тебя куплю.

— Я хотела купить меховую шапку... Есть же в Петербурге валютные магазины? — заколебалась Лола. Она слышала, что доллары в России стоят кучу денег, но точно не знала, сколько рублей дают за доллар. Курс все время растет.

— В Хельсинки магазины в тыщу раз лучше, а здесь теперь и на рубли можно все что угодно купить. Натуральный мех иностранцы оптом скупают, так что шапку не очень-то купишь даже за валюту. Я тебе сделаю, Лолик. Какую хочешь: соболь, лису, пыжик или бобер?

— Я не знаю... Наверное, лучше пыжиковую.

— Бу сде, — сказал Сережа. — К твоему отъезду будешь в шапке. Какой у тебя размер? Кстати, Лолик, доллар в последнее время подешевел... Одним словом, я тебе за две сотни даю двадцать тонн. По сотняге за доллар. И не надо тебе головные боли — бегать, искать покупателей, торговаться. Получаешь двадцать кусков — и гуляй!

— Я слышала...

— Конъюнктура, мамочка, с каждым днем меняется, — опять перебил Сережа. В торговых делах он был суров и решителен. — Недавно доллар стоил и сто сорок рябчиков, а сейчас курс падает. Слышала, у нас собираются ввести конвертируемую валюту? Вот доллар и подешевел... Я тебе даю реальную цену... — он даже пощупал свободной рукой оттопырившийся карман на широкой кожаной груди. — Не буду же я обманывать подружку своего лучшего приятеля?

— Ты только не говори Мартину про доллары!? — испугалась Лола.

— Заначила? — улыбнулся Кошкин. — То-то я удивился: откуда у тебя вдруг завелась валюта!