Дети ада

— Я слышала, фарфоровые зубы вставляют себе американские кинозвезды, — сказала Аня, зажигая газ электронной зажигалкой в форме пистолета.

— Некоторые богатеи-бизнесмены, оказывается, тоже могут себе это позволить, — вставил Иван, кромсая консервным ножом банку с лососем.

— А в цивилизованных странах есть электрические открывалки, — сказала Аня. — Приставишь к банке — и крышка тут же отлетает.

— То в цивилизованных, — проговорил Тимофей Викторович. — Нам до этого далеко еще.

— Да, консервные ножи у нас дерьмо, — поморщился Иван. Края банки были острыми, неровными.

— Вот, кажется, мелочь, — добродушно заметил Дегтярев, разливая пиво в высокие стаканы, выставленные из буфета Аней. — А в этом и проявляется забота о человеке.

Белая полоска пены оттеняла мутноватый цвет жидкости.

— А какое пиво у нас? — разглядывая стакан на свет, сказал Иван. — Разве можно сравнить с заграничным? Горбачев, попробовав в Куйбышеве «жигулевского», заявил, что пить такое пиво, значит, не уважать самого себя.

— Их-то, партийцев, обеспечивают импортным, — поддакнул Тимофей Викторович.

Тем не менее выпили с удовольствием. Теперь все из напитков и продуктов годилось, так как в магазинах стало пусто, а где что появится, сразу возникает громадная очередь. Даже хлеб просто так не купишь. После полудня булочные можно закрывать — в них хоть шаром покати.

У Дегтярева была привычка время от времени указательным пальцем дотрагиваться до своего внушительного носа, выделяющегося на его худощавом лице с впалыми щеками. Когда он улыбался, светло-серые глаза его оставались холодными. В светлых и особенно в голубых глазах всегда есть затаенная холодность. У Ивана тоже серые с зеленой окаемкой глаза, только они темнее, чем у его шефа, и в них стального блеска и холодности Аня не замечала. Она даже представить себе не могла, что Иван может кого-то убить. Дегтярев сможет, он профессионал и давно задушил в себе жалость к преступникам, подонкам нашего общества.

Тимофей Викторович пробыл у них с полчаса и откланялся. У него своя семья, дочь и теща. После пива сухое вино они пить не стали. Уже на пороге Дегтярев извиняюще сказал:

— Иван не предупредил, я хотя бы цветы купил.

Аня улыбнулась и промолчала, а Иван мрачно заметил:

— Сталкиваясь с безобразным, забываешь...

— Заходите в любое время к нам без букетов, — перебила Аня. — Цветы я люблю на лужайках.

Иван допил из стакана остатки пива. Без белой полоски пены оно не выглядело таким уж аппетитным. Глаза его скользили по темным провалам окон на желтой стене. Кое-где уже вспыхнул свет. Надрывно внизу бибикала машина, по-видимому, включилась сигнализация, а хозяина не было дома. Такое часто случалось во дворе. К вечеру все свободное пространство занимали машины жильцов. Идешь через двор, а в машинах вспыхивают бегающие красные огоньки сигнализации.

— Ты, кажется, не удивился, что я здесь? — наливая себе чай в синюю чашку, произнесла Аня.

— Почему я должен удивляться? — взглянул на нее Иван. — Я же дал тебе ключ.

— Дорогой, я, кажется, окончательно перебралась к тебе, — не отнимая чашку от губ, она испытующе посмотрела ему в глаза. Черные ресницы чуть заметно вздрагивали, возле видневшихся розовых кончиков ушей с золотыми каплевидными сережками завивались тугие каштановые колечки волос.

— Ну что ж, — невозмутимо сказал он, вертя пустой стакан в руках, — это должно было рано или поздно произойти.

— Ты рад или...

— Не надо «или», — улыбнулся он. — Я рад. Если бы так не устал за сегодняшний день, то сейчас попрыгал бы от счастья.

— Шуточки у тебя, дорогой!

— Поругалась с родителями?

— Я просто подумала, что нелепо жить в одном доме с любимым человеком, но в разных квартирах. И потом я себя чувствовала преступницей, когда ночью кралась к тебе на четвертый этаж.

— Как родители-то? — Иван достал из холодильника убранную туда Аней бутылку сухого вина, ножом сковырнул белую полиэтиленовую пробку и налил почти полный стакан, спохватившись, спросил: — Тебе тоже?

— Немножко, — сказала она, — только, пожалуйста, в рюмку. Почему тебя так волнуют мои родители? При чем тут они?

— Действительно, при чем они! — усмехнулся он. — Дело в том, что я их не знаю. Может, встречался у лифта, но...

— Тебе совсем не обязательно знать их, — снова перебила она. — С отчимом у меня неплохие отношения, а мать... Мать не будет переживать. Я думаю, им будет лучше без меня.

Он выпил, вилкой поддел из блюда салат из лосося и лука и отправил в рот. Долго жевал, собрав на высоком лбу неглубокие морщины. Глаза его посветлели, на губах появилась улыбка. Он отвел свесившуюся на черную бровь русую прядь.

— Венчаться будем в церкви? В Спасо-Преображенском соборе?

— Зачем торопиться? — улыбнулась и она. — Не приди я к тебе с сумкой, ты и не подумал бы мне сделать предложение.

— Так уж и не подумал! — ухмыльнулся. — Я боялся получить отказ.