Дети ада

— Не хитри, Иван! — строго произнесла она. — Я признаюсь тебе, мне в последнее время стало страшно жить: люди звереют, полно безработных, нищих, бомжей, ворюг и бандитов, вон зубы изо рта у живого человека вырывают! Даже близкие люди стали равнодушнее друг к другу. Никто писем не пишет, не звонит из другого города...

— Услуги связи подорожали... — ввернул Иван.

— Как бы не ругали «застой, коммунистов», но в те годы люди были более внимательны друг к другу, приветливее, что ли...

— А знаешь, почему? — он снова подлил в стакан себе и ей. — Подхалимы звонили и писали начальству, поздравляли с днем рождения и революционными праздниками, знакомые выражали свое почтение вышестоящим товарищам, родственники тоже напоминали о себе... А теперь все почувствовали себя свободными, независимыми...

— Особенно преступники!

— Ну и стали думать только о себе. Теперь начальству не нужно низко кланяться и напоминать в праздники о себе — теперь начальству дают взятку и все дела. Не заметила, к нашему дому каждое утро подъезжала черная «Волга» с антеннами? И все жильцы первыми здоровались с вельможей из Смольного...

— И ты? — сбоку с улыбкой взглянула на него Аня.

— Я с незнакомыми людьми не здороваюсь... Так вот, как машина перестала приходить к парадной, вельможа сам стал первым со всеми здороваться...

— Я знаю, про кого ты говоришь... Он живет в соседней парадной, полный такой, с квадратным лицом...

— Типичный портрет партийца!

— И дети его — их двое — толстые и расфуфыренные.

— Мы отвлеклись от главной темы...

— Я и говорю, страшно жить одной...

— Разве ты одна?

— Пока мы не вместе — мы одиноки... Знаешь, чего я боюсь? Гражданской войны. На окраинах давно воюют, теперь начинаются стычки и в РСФСР, а когда националисты в республиках начнут издеваться над русскими, убивать их, вот тогда и начнется гражданская война.

— Вряд ли наше демократическое правительство из-за этого объявит войну другим.

— Неужели оно так не любит русских?

— Опять проклятая политика! — поморщился Иван. — К черту!

— Ваня, когда все это кончится. — Аня умоляюще заглянула ему в глаза. — Мне страшно за себя и тебя. У нас в жилконторе говорят, что скоро петербуржцы снова сядут на блокадный паек, уже хлебные карточки, мол, печатают. Куда же все девается?

— Спроси у наших министров и президентов! — со злостью вырвалось у него. — Они как жили в достатке и роскоши, так и живут. На кресла партийной элиты вскарабкались псевдодемократы — они тоже не бедствуют. Им хорошо, а до других и дела нет. Кто обращает внимание на свою предвыборную болтовню? И преступность их не беспокоит: окружены охраной, в подъездах их особняков дежурят милиционеры с автоматами. Вот и талдычат по телевидению и в печати, что нужно гуманно относиться к преступникам, отменить смертную казнь, а все это только на руку бандитам и мафиози. Они режут, насилуют, убивают, а их защищают, похлопывают по плечу, газетчики берут у них интервью, мол, расскажите, как вы убили человека и расчленили его труп?

— На ночь такие страсти! — поежилась Аня.

— Больше никогда не будет у нас уравниловки, — уже не мог остановиться Иван. — А советские люди привыкли к ней. У нас ведь как было: работяга и лентяй получали одинаково, талантливых не любили, больше того, всячески травили, дескать, не высовывайся, будь как все. За все годы советской власти мал и стар привыкли все тащить с заводов, фабрик, столовых, магазинов. Это и за воровство не считалось, а теперь все переходит в руки дельцов, бизнесменов, коллективов, а они не позволят воровать у самих себя. Вот лодыри, пьяницы, бездари и растерялись. Раньше-то, работая тяп-ляп, можно было жить и даже процветать, а сейчас всем им грозит безработица, голод. Производство повсеместно падает. Кому теперь нужны убыточные предприятия? До реформ им было наплевать, что они нерентабельные — государство все одно зарплату исправно платило, а теперь — шиш!

— Ишь, как в тебе еще сидит бывший комсомольский работник, — заметила Аня. — Шпаришь, как из газетной передовицы! Обо всем этом, дорогой, сейчас в газетах пишут, по телевизору показывают... Ты мне лучше скажи: тебе страшно жить или нет?

— Да что ты заладила: страшно жить! Я ведь не мышь под веником! В самой гуще повседневной жизни, каждый день вижу и хороших людей и подонков! Хороших все же гораздо больше. Беда, что хорошие пока еще не проснулись и смотрят на бандитизм, ворье, спекулянтов, сквозь пальцы. Да и правительство никаких мер не принимает. Но такое долго не может продолжаться: люди сами начнут давать отпор преступникам. Я в этом убежден. Вот ты завидуешь богатым, процветающим?

— С какой стати? — возразила она. — Если они честно зарабатывают деньги, зачем же им завидовать? А если нечестно, то тем более нечего завидовать. Не накажет правительство их — накажет Господь Бог.

— На Бога надейся... — усмехнулся он.

— Я надеюсь, — очень серьезно произнесла она. — Что-то ужасное надвигается на нас, я это чувствую. Ты сильный и не сломаешься, Иван. Мне с тобой не страшно.

— Я очень рад, девочка, что ты пришла ко мне, — сказал он.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1