Тут я радостно ткнул пальцем в окончательно съежившегося старосту.
– Начнем с тебя.
Староста, отлично понявший мои слова, мешком рухнул на землю и застонал от ужаса. Он-то не сомневался, что я исполню обещание. Я сомневался, а он нет. После того, как Тенгши прокричала перевод на кангпо, не усомнились и остальные жители деревни. Поднялся плач вселенский и вой. Матери закрывали руками головы детей, мужчины пытались спрятать за спину жен, охали старики – как будто я уже отдал приказ и сейчас их всех скосят автоматные очереди. Кто-то решился бежать и огреб волчьим прикладом в брюхо. Кто-то упал на колени и бился башкой о камни и грязь, молясь Будде. Меня, почему-то, при виде разгоравшейся паники все сильней и сильней разбирало свирепое веселье. Оглянувшись, я наткнулся на точно такой же, свирепо-веселый взгляд Гармового. Этот-то был в своей стихии. Сколько таких деревенек пожег он в Судане и в Сомали? Правду говорят – с кем поведешься… Я, кажется, усиленными темпами превращался в редкостную мразь. Клин клином? Меньшее зло? Увольте – от происходящего я получал садистское удовольствие. Так, наверное, радуется идиот, копаясь в собственной кровящей ране, поигрывая струнками сухожилий. Так радуется юродивый брошенным в него камням и плевкам, облепившим его харю. Любуйся, мир, на мое непотребство! Вот он я весь. Вот он я, скотина, вот он я, сволочь, вот он я, сын человеческий, радуйтесь – я ваша плоть и кровь…
Кажется, я расхохотался, и Гармовой озабоченно ткнул меня кулаком в бок.
– Ты, братишка, не увлекайся. Я знаю, оно в башку ударяет по первому разу. Чистый кайф, лучше наркоты. Но меру знай, а то с катушек поедешь. На хер ты мне чокнутый сдался?
– Пошел вон, тварь, – радостно ответил я, но смеяться все же перестал.
Проходя мимо меня, Тенгши подняла голову и плюнула мне в лицо. Я задумчиво стер плевок.
Оставив примолкшую в душном ужасе деревню за собой, я поднялся в скалы. У меня не было никакой уверенности, что Иамен сейчас ошивается где-то поблизости. В то же время, непонятно с какого перепою, я был твердо убежден, что некромант меня услышит. Забравшись на круто срезанный давним камнепадом валун, я приложил руки воронкой ко рту и заорал:
– Иамен, сволочь, выходи! Клянусь именем матери своей, высокорожденной Инфвальт Белое Перышко – если ты не придешь и не принесешь мне меч, я убью их всех!
«Всех-всех-всех» – откликнулось горное эхо.
«Убью», – тихо подтвердил я.
На горы спустился вечер. Подморозило, лужи сковало ледком. Я велел выдать деревенским, скучившимся на площади тесной группой, теплую одежду, питье и еду. Плакали дети. Кормящих матерей я все же отпустил по домам, хотя твердо был уверен, что утром мы кое-кого не досчитаемся. Жаль, что в деревне не нашлось достаточно большого здания, чтобы согнать туда всех людей. Если ночью ударит мороз, вместо заложников нам останутся трупы. Я приказал жечь костры.
У самого большого костра веселились волки. Они поджаривали целую ногу яка. Тошнотно тянуло паленым мясом. Звенели бутылки. Мне есть не хотелось. Я сидел на крыльце дома старосты, выходящего фасадом на площадь, и размышлял о крыльях.
Я помнил те, белые, на которых меня солнцевским рассветом несло над Москвой. Я помнил… ладно, оставим в стороне несостоявшееся любовное зелье, или что там было. Я помнил мягкий шепот тайской воды, помнил, как проплывали подо мной анемоновые поля и сновали мелкие пестрые рыбки. Сегодня днем, на площади, я тоже летел на крыльях. Красивые черные нетопыриные крылья с торжествующим шелестом разворачивались за моей спиной. Значит, бывает и так.
По ступенькам простучало. Я обернулся. Гармовой устроился рядом, вытащил расшитый бисером кисет. Вот уж не подозревал, что он увлекается народными промыслами. Капитан ловко свернул самокрутку, щелкнул зажигалкой и лишь после этого заговорил.
– Снег пойдет.
– Вижу.
– Померзнут люди.
– Тебе-то что?
Капитан хмыкнул.
– Останемся без заложников – чем некроманта за жопу будем брать?
– Ты – ничем.
Капитан стряхнул пепел и обернулся ко мне.
– Что-то он не спешит.
– Придет.
– А если не придет?
Я пожал плечами.
– Смотри, командир.
Он озабоченно глянул на собравшуюся у костра стаю. Не хватало четверых, отправленных в дозор. Еще двое сторожили вертолет.
– Смотри.
Он легко поднялся, отщелкнул окурок и пошагал к костру. Что-то такое сказал своим, те загоготали. Любят старшого. Любят-то любят, но непонятно, насколько он их мог контролировать. Как бы не перерезали они мне всех деревенских…
Я поглядел на часы. Стрелки неуклонно ползли к двенадцати. Когда я поднял голову, перед крыльцом обнаружилась Тенгши. Сына с ней не было.
– Ну, что ты хочешь мне сказать, красавица? – развязно поинтересовался я. – Пожелать, чтобы Мистер Охотник вышиб мне и второй глаз? Наградить страшным проклятием, от которого черви сгрызут мои кости?
Она молчала. С неба посыпался мелкий снег, оседая на ее полушубке белыми звездочками.
– Ну?
– Он не придет.
– Что?
Тенгши медленно подняла к лицу покрасневшие руки, погрела дыханием.
– Мистер Иамен не придет.
– Откуда такая уверенность?