Дети богов

Да еб же ж твою мать! Почему, ну почему я вечно так накалываюсь?! Вот вам и тайна изменившегося почерка, вот вам и радость графолога, вот вам и жопа с ручкой, и синее море, и старушка‑мать. Не было никакого Жмыха, и Жуки никакого не было, все это я, идиотик добренький, сам себе вообразил и дрочил на эту прекрасную картинку, как рядовой Лебедушкин М. К. — на фотку Майи Плесецкой. Сам он, мразь, был и Жмыхом, и Жуком, и плесенью, и гнилью, и всей той болотной мерзостью, против которой я тут затеял войну. Надо было, конечно, и виду не показывать, не радовать эту скотину, но я, задохнувшись, вылетел на балкон и полез за сигаретной пачкой. Пальцы задрожали. На ногу мне грохнулся серебряный портсигар.

— Эй, братан, ты в порядке? — проорал Гармовой из‑за балконной двери. — Че это тебя так скорчило?

А вот запихну тебе эту серебряную дуру в глотку, и узнаешь, с чего, мрачно подумал я. И пожалел, что нету у меня под рукой некромантовой катаны.

Глава 3

Моя белая пайка

Вернувшись в Москву, я вызвал к себе побратимов и сказал им дословно следующее:

— Если я не приеду обратно… Не перебивать! Если я не приеду обратно, Нидавель‑Нирр, в случае дедовской смерти, переходит к Ингвульфу. Все свитки я уже подписал и поставил печати. Ингре остается советником, и на него я переписал контрольный пакет акций. Братья и Нари, что бы не случилось, продолжают получать свою часть прибылей. Все должно идти как всегда.

Не раз я принимал решения, не посоветовавшись с ребятами, но впервые они мне не возразили. Рта не открыли. Не пикнули.

По замыслу, следовало передать Ингвульфу и перстень наследников Свартальфхейма, знаменитый Гёрдлинг, да вот незадачка: перстень сгинул в обвале вместе с моим приемным папашей, и их так и не удалось откопать.

Выслушав мой план, Гармовой для начала неистово обрадовался — очень уж в его вкусе получалась задумка — а потом так же резко поскучнел.

— Не придет он.

— Придет.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

Волк заворчал.

— Скажи лучше, сколько зверей у тебя в стае?

Сначала капитан долго вилял, однако все же разродился точным ответом:

— Две дюжины.

— Мало.

— Ты че, охуел? Да они вдвенадцатером кого угодно порвут, а уж если все вместе, разом, навалимся…

— Мало, говорю.

Я отправил заказ вниз, кузену Хродгару Черному. Для оплаты заказа мне пришлось расстаться со всеми личными сбережениями и со своей долей акций. Хорошо, что успел переписать основное на Ингри, а то совсем охреневший от жадности Хродгар потянул бы пальчики и к контрольному пакету. Вот и стал наследник Свартальфхейма нищебродом. Какой, впрочем, к Хель, я наследник?

Заказ прибыл через три недели, когда рощи под Москвой уже вовсю зеленели. Воробьи чирикали, как одуревшие. Коты отвыли свое в подворотнях и на пожарных лестницах, и все кошки ходили беременные, подметая асфальт отвисшими брюхами. Солнце пробивалось сквозь занавески. Мне было плевать и на воробьев, и на котов, и на солнце. Первые дни меня грызло отвращение к себе, но потом и оно исчезло, и осталась лишь тошнотная пустота. С такой пустотой в животе и в душе, наверное, самоубийцы бросаются с крыш, чтобы превратиться внизу в кровянистое месиво. Еще повсюду меня преследовал запах цветов. Он крался за мной по улицам, запрыгивал на балкон, вся комната моя пропахла цветами. Нарушение обонятельных центров, говорите? Я надеялся, что хотя бы в Тибете запах отстанет, сменившись ледяным дыханием ледников, но и там все склоны были покрыты какими‑то мелкими, то синими, то красными цветочками.

Стая поджидала нас в поселке мужественной девочки Тенгши. Я искренне надеялся, что за прошедшие месяцы молодая мать осуществила свой план и бежала прочь с этих проклятых гор. Зря надеялся. Вот она — стоит в толпе поселян, положив руки на плечи сына, смотрит на меня зло и испуганно. Поселковую площадь окружили волки Гармового, пока еще в человеческом обличье, в военной форме с невнятными знаками различия и при оружии. Отпихнув одного из волков плечом, я подошел к Тенгши и сказал:

— Переведи своим то, что я сейчас скажу.

— Убийца! — не замедлила сообщить мне моя тибетская красавица, крепче прижимая к юбке сына.

— Пока еще нет. И не стану убийцей, если вы будете вести себя разумно и подчиняться приказам. Переведи.

В принципе, мог бы я использовать для перевода и доброго стукача Сакью Ишнорти: вон он стоит, задрав козлиную бородку, ежится на прохладном ветру. Поселян согнали на площадь в чем были, не дав прихватить даже верхней одежды. И я не возражал. Коли уж берешь заложников, делай это так, чтобы поверили: если не выполнят твоих требований, начнешь стрелять.

— Уважаемые жители деревни! — заорал я с непонятным садистким весельем в душе, — Мы с коллегами не собираемся причинять вам вреда, и вскоре вы сможете разойтись по домам и вернуться к своей повседневной трудовой жизни. При одном условии: если разыскиваемый нами преступник по имени Мистер Иамен, известный также как Охотник, явится сюда и добровольно сдастся. Если он этого не сделает, мы будем каждый день, повторяю — КАЖДЫЙ ДЕНЬ — расстреливать по одному человеку. Начнем…