Дети Есенина. А разве они были?

Ой, Караганда, ты, Караганда!Ты угольком даешь на-гора года,А на картиночке – площадь с садиком,А перед ней – камень…Ка-ра-ган-да!..

Запись была паршивая, но слова все-таки разобрать было можно, к тому же дикция у Александра Галича была отменная, актерская. Они посидели немного в тишине, под шуршание магнитной ленты, и потом, вернувшись к обеденному столу, выпили еще по рюмочке.

– Вот так, – сказал Алик, видимо вспоминая свои ссыльнопоселенческие годы. – А вернулся я из славной Караганды уже в конце апреля 53-го…

– Да, – подтвердила Надежда Давидовна, – как раз накануне майских праздников.

– Почти через два месяца после смерти «отца народов», – уточнил Алек, у которого был свой исторический хронограф. – И дали мне передышку наши славные органы аж на целых четыре года… Потом снова КГБ, институт Сербского, Бутырка и все та же любимая питерская психушка. А сразу после дня рождения Вики в конце 1962 года меня снова загребли, уже в «Ганнушкина». Что у нас далее?

– 68-й год, – подсказала мать.

– Ну да, «Кащенко» и «Белые Столбы».

– Тебе, Алек, впору не «Памятку», а «Одиссею» писать.

– Хорошо, мам, – легко согласился сын. – Но при условии, если ты переведешь ее на древнегреческий.

– Договорились, – засмеялась Надежда Давидовна.

Алик ушел в комнату, улегся на диванчик и взял в руки потрепанный том Уголовно-процессуального кодекса с множеством бумажных закладок. Итак, надо свериться, правильно ли он вел себя во время той «принудиловки» в прошлом году?..

Ему вспомнился первый кодекс, случайно обнаруженный в домашней библиотеке, которую начинал собирать еще дед. Давид Самуилович был известным адвокатом (крупным юристом, уточняла мама), в словаре Брокгауза и Ефрона вел юридический раздел, а знаменитый Плевако нередко обращался к нему за консультацией и советом. Тогда среди старых книг Алек обнаружил Уголовный кодекс 1903, кажется, года издания. Начал читать, и его подкупила изумительная простота дефиниций: «Преступлением называется действие, предусмотренное уголовным законом под страхом наказания…» Может быть, именно тогда он понял, что когда есть твердый закон – это уже немало…

* * *

Русский человек совершает жуткую ошибку, когда считает, что дурдом лучше, чем тюрьма.

Иосиф Бродский,лауреат Нобелевской премии

Фельдшер оказался мужиком доброжелательным, общительным и настроенным довольно дружелюбно. Во всяком случае, не выглядел садистом-держимордой, рук не распускал и на вопрос: «Куда едем?» – ответил сразу, не виляя: «В пятую, на Столбовую. О «Белых Столбах» слышали? Вот туда путь и держим. Хватит вам в «Кащенке» маяться». На вопрос: «А что, там разве получше будет?» – спутник помялся и сказал неопределенно: «Говорят…»

Дорога была неблизкой. Пока ехали, санитар вполголоса все советовал:

– Если хотите, чтобы вас там не слишком гнобили и долго не держали, ведите себя попроще и поспокойнее. Чего ерепениться? Лишнего не говорите, вас там и не поймут. Лучше уж попросту, без затей: «Хочу домой. Хочу каши. Хочу к жене…» Понятно?..

Александр Сергеевич, слушая наставления, думал свое: «Советы, конечно, вполне логичные. Но какие-то… пресмыкательские. Меня потому-то и считают сумасшедшим, что я этим рекомендациям никогда не следовал, а поступал наоборот, причем чересчур наоборот. Ну и пусть!

Но ведь есть же закон, есть правовые нормы, которые грубо попираются. Почему я должен капитулировать и лапки кверху? Почему я должен сообщать этим врачам и иже с ними о своих человеческих потребностях, о чем-то их просить-выпрашивать? А почему, собственно, не требовать? Признания прав добиваются и требуют – но не просят. Вот о желаниях можно просить. То есть признавать, что они не обязательно должны быть удовлетворены. Поэтому-то эти люди и хотят, чтобы мы выкинули из своих голов все правовые идеи, отказались от любых требований и заговорили «человеческим» языком, то есть просителя: «Хочу домой! Хочу хлеба!..»

Только то, как они запихнули меня в эту больницу, уже является нарушением законов. А после этого в больнице мне будут запрещать бороться за устранение этих нарушений, так?.. Они говорят, что общие законы на психбольницы не распространяются? Ага, прекрасно. А как же пакт о гражданских и политических правах человека, принятый ООН? Там же ясно сказано: «Каждый человек, где бы он ни находился, имеет право на признание его правосубъективности». Попробуйте-ка опровергнуть! Тем более, сегодня. Я этим хлыщам напомню, что 1968 год как раз объявлен годом прав человека…»

– Прибыли, – прервал его размышления санитар, – станция Столбовая. Выгружаемся.