Дети, которые хотят умереть (СИ)

Изувеченный ученик приложился влажным ртом к средней костяшке на руке Андрея. Почти так же целовали трехпалую кисть Лиса кровоточащие губы красоткинского самурая.

Местным ученикам никогда не надоест придумывать новые обряды. Теперь у того кровавого поцелуя будут копии копии копии копии копии его копии.

Андрей забрал руку из ладоней Лиса.

— Никаких больше хитростей, — сказал Андрей, — никаких больше уловок. Иначе строй драное будущее без меня.

— Как велишь, мой дайме, — согласился Лис.

Андрей поднялся и шагнул к двери.

— Увидимся на уроках, — попрощался убийца оябунов.

— Да, и будь бдителен. На всякий случай, — сказал Лис. — Последнего ученика привязывали к столбу у западной стены как раз три месяца назад.

2

Представь урок литературы, на котором читают Песни смерти прославленных смертников. Сложно придумать другое домашнее задание по этому предмету, кроме как сочинить собственную Песню о том, как ты умрешь.

Учитель Чушкин ходил взад-вперед перед классной доской и не отрывал взгляда от потолка.

Учитель читал нараспев:

Омыта и ясна,

Теперь луна сияет.

Гнев бури миновал.

Теперь все сделано,

И я могу уснуть

На миллионы лет.

Голос учителя замолк, пухлые ладошки судорожно погладили кимоно на животе. Весь 8 «Б» внимательно следил, как двигались руки просветленного.

— Великий «отец смертников» Ониси Такидзаро сочинил под стать своей великой чести и великую Песню смерти, — сказал учитель. — Великая сила бьется в великих словах великих.… М-да, сила в словах. Но пора узнать то, как вы доработали свои «гимны Истины», так сказать.

Первой велели выступить Марине Ягодке. Стройная ученица встала и низко поклонилась учителю за оказанную честь, длинные светлые волосы подмели грязный пол. Кончики соломенных прядей тут же почернели и спутались.

Наложница повернулась к классу, высоко подняла подбородок и прочитала:

Толстая шишка

входит в меня,

А школа все там же…

Пару вытянок господствовала тишина, весь класс задержал дыхание. А в третью вытянку учитель завизжал:

— Ягодка-кун! Какая это Песня смерти? Что за толстая шишка? Какая, к демонам, разница, что там в тебя входит? — тараторил Чушкин. — Несколько недель назад ты читала: «острый клинок жизнь наконец оборвет». Но что стряслось? Как острый клинок затупился до толстой шишки?

Марина Ягодка смотрела прямо на темно-зеленую доску, нежный кругленький подбородок девочки все так же гордо поднимался.

— Сенсей, я есть наложница, — сказала она.

Марина Ягодка посмотрела в глазки учителя за мутными круглыми стеклами и сказала:

— Я есть наложница. И мне ни к чему рассуждать о режущих и колющих ранах. Ибо самураи дерутся не со мной, самураи дерутся за меня. За мое тело.

Марина Ягодка развела руки в стороны, открыв всю себя взгляду учителя. Кончики пальцев пробежались по линиям бедер, узкой талии, коснулись вершинок груди. Она сказала:

— Дерутся за это узкое лоно, дерутся за эту маленькую грудь. Плевать, насколько острый меч у моего господина или у его врагов, волнует только, чем и как господин будет входить в меня. Волнует, насколько невыносимо больно сегодня ночью господин будет терзать это тонкое лоно, эту маленькую грудь, это тело вообще. И да, сенсей: шишка у Ахметова-сан толстая и страшная.

Марина Ягодка дернула плечом и застыла. Чушкин глядел на наложницу, поджав губы. Руки его резко и коротко потерли пухлый живот.

— Сенсей, — вдруг сказала Марина Ягодка, — его шишка просто ужасно огромная.

— Я… услышал, Ягодка-кун, — пробормотал учитель.

— Да, сенсей, — сказала Марина Ягодка. Затем она сказала:

— Когда она входит в лоно, так дерет изнутри, будто древесный ствол заколачивают в тебя, сенсей.

— Ягодка-кун, садись на место! — велел учитель.

Марина покорно села. Чушкин мелкими шажками прошел вдоль ряда парт у окон.

— Султанов-кун, — сказал учитель, — прочитай свою Песню смерти.

Серали поклонился, судорожно дернулось его раненое плечо, пухлое от компрессов и бинтов под кимоно. Одновременно смуглое лицо разрезали морщины, нечеткие и широкие, как складки на кожуре запеченного яблока, мякоть в котором переварилась и растаяла. Серали сказал без выражения:

Песнь смерти? Зачем?

Без света нет тени…

Чушкин покивал.

— Доработай, — велел учитель, — Султанов-кун, ты не солнцеликий. Используй сравнение проще, чем вездесущий свет. Может, светлячок или тусклая лампа? Или разводы на мутном пыльном зеркале? Садись, Султанов-кун.

Серали не двинулся.

— Сенсей, я не сравниваю, — сказал ученик, который разбудил Пичука-сан, который мог бы стать новым оябуном в клане чистоплюев. — Я и есть свет Истины. Все вокруг ложь. Вы, сенсей, ложь. — Ученик сузил глаза. — Когда меня наконец разбудят от иллюзий, тени рассеются. Я — карательный луч смерти, я пронзаю лживых, слабых, бздливых — всех, кому нет места в моем сне. Ибо сильный рассудок подчиняет воображение.