Клинок вакидзаси в руках Риты так дрожит, что острие нельзя поймать взглядом рядом ни с одной из сотен пылинок, танцующих в солнечных лучах. Но это ничуть не значит, что Рита не владеет собой. И тем более – не владеет мечом!
– Вот как, – говорит Рита, – господин, а может потому, что Апостолова-сан могла драться катаной, а?
Андрей отпускает локти Риты и встает перед ней. Трясущийся клинок вакидзаси целит ему то в грудь, то в плечи, то в рот.
Из тени в углу рядом со шкафом высовывается красно-рыжая шевелюра. Невозможно не узнать идеал из прошлого. Это грубое лицо с черными глазами. Эта мускулистая шея.
Голова господина вдруг склоняется в легком поклоне. Вроде бы стоит немного выше поднять вакидзаси – и лезвие рассечет бледный лоб надвое. Но наивно так думать: никаких рассечений не выйдет, только услышишь еще одно небрежное «Не спеши».
– Я тоже не ведаю почему, – говорит Андрей, – но благодарю тебя. Не думал, что меня кто-нибудь поймет и не осудит. Я разберусь с Лисом-сан.
Брат в углу язвительно ухмыляется, его ладонь указывает на Андрея и рубит воздух.
– Но ведь, – шепчет Рита, – я еще никого никогда не пробуждала от иллюзий.
Андрей поднимает глаза, на голый острый клинок прямо под носом даже не смотрит.
– У меня был наставник в Михеевской школе, – говорит господин, – сенсей однажды сказал: убьешь чудовище – и сам станешь чудовищем.
– Вот как? Значит, все ученики делятся на чудовищ и кукол. Повезет тому, кто разбудит сильнейшее чудовище в школе и заберет его силу.
– Повезло мне, – говорит господин. – Впервые за всю старшую школу вижу кого-то, кто признался, что он не чудовище.
– Ты льстишь мне, господин. Наложницы не то что не чудовища, а так просто куклы, – пожимает плечами Рита и убирает меч в ножны.
Чтобы стать сильной, стать самураем, стать чудовищем, нужно много тренировок, намного больше, чем Рита умела считать.
Тренировка продолжается. Господин смотрит, как Рита извлекает меч и рубит воздух между ними. Брат в углу то улыбается, то безмолвно шевелит губами, то его ладонь снова рассекает воздух.
Здесь и сейчас Рита прекратит быть слабой. Ведь больше некому отомстить за брата.
Голод
Хотелось поскорее закончить, поэтому Лис одной рукой схватил голову пятиклассника за рыжий хвостик, а костяшками второй с размаху влепил по его пухлым губам. Россыпь белых осколков посыпалась из раскрывшегося маленького рта мальчика. Лис ударил снова, и кожа на костяшках его изувеченной руки порвалась об обломки зубов, высунувшихся из-под разбитых губ пленника.
– Пробудись же, вот достал! – вскричал Лис.
Здесь, в подвальных комнатах Кодзилькинской старшей школы, ученики либо орут, либо тихо плачут. Это единственные звуки здесь. Помимо шороха крыс за стенами. Помимо журчания воды в ржавых трубах. Ну еще, бывает, кто-то смеется.
И никаких говняных разговоров о долге и чести. Слава сегуну!
Спинка стула под телом пятиклассника скрипела. Его руки мелко дрожали вместе с привязанными к ним шаткими подлокотниками. Нависая над мальчиком, Лис молотил его по лицу, пока маленький нос не свернулся в сторону и не прилип кончиком к правой щеке.
– Будь благодарен и пробудись, – сказал Лис переводя дух.
Катана торчала из-за оби Лиса прямо напротив лица связанного пятиклассника. Темно-коричневые глаза пленника посмотрели на черную рукоятку меча.
– Конечно, я могу тебя зарезать, – сказал Лис, – но задумывалось, что твоя мучительная смерть принесет мне удовольствие. Как раньше.
Короткий вопль раздался из-за закрытой двери, откуда-то из соседних комнат слева. И сразу за ним – счастливый, полный радости смех. Лис с завистью посмотрел на левую стену комнаты, всю в засохших ржавых подтеках. Каждое темное пятно – словно распятая на бетоне тень. Словно память, словно след разложившегося мученика. Неплохая замена лоскутным алтарикам из свернутых оби.
Месиво на месте губ пятиклассника что-то прохрипело и сплюнуло на заплесневелый пол влажно-красный ком.
– Спрашиваешь, за что меня благодарить? – спросил Лис.
Обеими руками он резко дернул вверх рыжий хвостик на голове пятиклассника.
– Благодаря мне тебе больше не нужно гадать, проживешь ты этот день или нет, – сказал Лис, – ведь ты знаешь, что нет.
Лис дернул хвостик еще раз и посмотрел на ком вырванных рыжих волос в руках.
– Я подарил тебе свободу, – сказал Лис. – Я вложил в твой разум неоспоримое знание, что сегодня ты проснешься от иллюзий. Свобода – это когда не остается надежды. Когда знаешь, что ничего уже нельзя сделать. Забудь об обетах и обещаниях. Все кончено, я задушил всякую надежду для тебя. Так расслабься и сдохни уже!
Лис отряхнул руки. Рыжие волоски медленно полетели и опали на распахнутое кимоно пятиклассника, прилипли к красным полоскам влажного мяса без кожи на бледной груди. Соскользнули на сверток оби на полу у стула. Часть волосков попала мальчику на лицо и прилипла к сломанному носу. Часть залетела в рот с выбитыми зубами.
Лис сел мальчику на колени и приблизил лицо к темно-коричневым почти черным глазам.