Дети восьмидесятых

Посмеялись, разрядились. До конца урока ручки под особым контролем, не падают. На это тратятся силы, которые пригодились бы для других, более важных дел.

А на следующий день то же самое… Мне плакать хочется от бестолковых движений моих слонят, а они — представьте себе! — довольны собой. В своих синяках и шишках, заработанных в бесчисленных, — столкновениях, винят косяки, двери, парты, стены и охотнее всего друг друга. Только не себя!

Итак, что мы имеем? Культуры движений нет в помине, критичность мышления не развита; дети не умеют видеть себя со стороны, как, впрочем, и многие взрослые. Такая способность сама собой не появится. Её тоже будем выращивать, пользуясь театральными методами. Как выстроить систему? С чего начать?

В мои одинокие терзания с разбойничьим посвистом врывается окружающая среда, для которой подобных проблем не существует. В ней вообще нет проблем, их с успехом заменяют инструкции.

Звонок на урок. Ребята стоят возле парт. Влетает разгневанная директриса, тащит за руку перепуганного Сережу Д. Истерически вопрошает:

— Это ваш?!

— Да, мой. А что случилось?

— Безобразие! Я иду, а он летит по коридору. Еле поймала! А он ещё и вырывается! Я его спрашиваю: «Да ты знаешь, кто я такая?!» А он мне знаете что ответил «Тетенька!»

И по сей день считаю, что проявила чудеса выдержки, не расхохотавшись тогда: картина была самая комичная.

— Я — директор! — продолжала она в пылу административного гнева. — Почему ваши дети до сих пор не знают, что я директор школы?! Это я не знаю что такое: за два месяца не смогли воспитать детей! Работать не умеете!

Стремительно излив на меня свой начальственный гнев, она развернула орудия и начала палить из пушек по моим первоклашкам, при этом искренне считая, что не просто вопит, как торговка семечками на базаре, а осуществляет воспитательный процесс. Исправляет мои промахи, учит меня, как надо работать!

— Ты как стоишь?! Я тебя спрашиваю! А ну встань прямо! Опусти руки! С тобой директор говорит, а ты в носу ковыряешь!!!

Замерли мои перепуганные малышата, а я никак не могла выйти из шока: такая дикость творилась на моих глазах впервые. Что же мне делать? Ситуация на первый взгляд совсем проста, проще не бывает: человек, пять минут продемонстрировавший такое количество антипедагогических вывертов, от базарного хамства до полного непонимания азов педагогики, не должен быть директором. Не имеет права ни морального, ни по закону — как профнепригодный. Но это ясно мне. А она? Она несокрушимо уверена, что именно так и должен нести себя директор. И для подобной уверенности у нее есть основания: она сидит в директорском кабинете, ни с кем не здоровается — не обязана! — и получает солидную директорскую зарплату. А главное, что подогревает амбиции, — она на хорошем счету у начальства, поскольку подняла бумажно-воспитательную работу школы на головокружительную высоту.

Директриса выплыла из кабинета, чрезвычайно довольная собой. Мы молчим, каждый по-своему переваривая событие. В тишине Сережа выдает «блюдо» (у него любая мысль сразу на кончике языка).

— Какая тетка злющая!

Вот и все. И чихать ему на её высокий чин. (Нам бы научиться!) Он оценивает то, что видит перед собой. Остальные промолчали. Но след в душах остался глубокий. Не случайно через два года Наташа Л. напишет в творческой работе: «У директора должны быть добрая душа и справедливое слово».

При таком простом и ясном подходе, как у детей, надо менять директора. Но поскольку она в зените славы и снимать её никто не собирается, тут уж начинаются всякие тонкости, хитрости и философическая заумь: надо же подвести солидную базу под обыкновенное головотяпство!

Как же я должна была поступить? Сказать ей всё, что думаю о её поведении, и попросить выйти? А как же её авторитет, где педагогическая этика? Кстати, её этакие материи не волнуют… Мягко, тактично урезонить? Как показал опыт, человеку с таким чванством и самомнением все резоны — что слону дробина. Так что же остается — поддержать ее дикую выходку и пойти против детей?

Время показало, что это не выходка, а политика…

Не стану я калечить их сознание, называя плохое хорошим, чёрное — белым, голого короля — нарядно одетым. Постараюсь научить бороться со злом (его много встретится в жизни каждого). Бороться, а не приспосабливаться. Бороться, а не сдаваться. Бороться, невзирая на чины и ранги, и верить в победу. Зло умеет маскироваться, оно может принимать любое обличье, даже обличье чиновника, обязанного — по долгу службы — сеять добро, поступать по совести. Я должна научить детей распознавать зло под любой маской.

Но всё это в будущем. А пока мои дети просто дерутся. В отношениях полное взаимонепонимание.