Детская библиотека. Том 91

Утро прорезалось криками петухов. Проснувшись в своей комнате, наш герой ощутил вдруг себя легко и радостно. Скупое осеннее солнышко заглядывало в небольшое оконце, отчего комната сделалась светлее и теплее. А ведь живут так люди — своим домом, без суеты. Иван же столь давно мотался по казенным квартирам (а случалось, ночевал и вовсе под открытым небом), что совсем уже отвык от того, что стены могут быть родными. Детские воспоминания опять затеплились в дальних уголках памяти. Вот бывало раньше он.

Но мы никогда не узнаем, что бывало, да и сам Ваня припомнить ничего не успел — во дворе раздались громкие оханья и причитания Пелагеи, которые вернули нашего героя к нынешним дням. Он сел в постели и огляделся. В углу на сундуке крепко спал Егорка, прислонившись к стене и смешно запрокинув голову. Старуха меж тем уже спохватилась и заговорила тише, Ивану пришлось встать и растворить окно, чтобы понять, о чем речь.

— Да как же можно было ставни не закрыть? — отчитывала Пелагея дворового как раз под балконом спальни.

— Так кто ж знал. — оправдывался мужик.

— Кто знал! — в сердцах повторила старуха. — Как теперь барину-то сказать?!

Апеллируя к барину, она кивнула на его окна и тут только заметила Ванюшу — ах ты, господи, разбудила-таки, — кинулась горестно на колени и застенала:

— Прости, батюшка! Недоглядели! Убегла девчонка!

«Вот те раз! Ох, нельзя было оставлять ее на руках дворни. Единственный свидетель — и тот пропал еще до того, как его допросили! Эх, Ваня, Ваня, — огорченно думал Самойлов, спускаясь по лестнице в комнаты, где устроил давеча Лизу, — зелен ты еще. Опростоволосился, тайный сыщик!»

В комнате почти все было без изменений, даже питье, что доктор прописал больной, было нетронуто. Только стул обронен и окно растворено. Иван осматривал обстановку, а Пелагея суетилась рядом, пытаясь хоть разъяснениями загладить свою вину:

— Видать, разумом затуманена совсем, ночью убегла. Тимофей-то в комнате оставался, да ставни не закрыл, так она в окно!

Да уж, окно — вот оно, как на грех к лесу выходит, и трава в этом месте примята, но ветром разворошило уже. Проследить, однако, можно. Иван собрался было выпрыгнуть наружу и осмотреть следы, но тут его окликнул появившийся в дверях Егорка:

— Ваша милость! Мужики на прудах. говорят. Вроде след есть!

Пелагея охнула, Самойлов, не мешкая, накинул плащ и отправился к пруду. Как он и предполагал, различить кое-что было возможно. Смятая трава, разворошенные листья, следы на земле. Что-то непохоже, что девочка так неуклюже покинула своей приют. Даже Егор это заметил и пробормотал:

— Видать, не сама она. Волоком ее!

Присев на корточки у самой воды, Иван внимательно разглядывал берег.

— Да это понятно! Только другое мне неведомо. Вишь, след аккурат у воды кончается…

— Ну!.. Неужто правда водяной? — Егорка никак не ожидал такого вывода, даже глаза выпучил от изумления.

— А на песке в воде следа-то и нет, — продолжал Самойлов.

— Значит. — догадался его помощник.

— Значит, не в воду ее! А на лодке вывезли, — подытожил Иван.

Внезапно совсем рядом раздалось конское ржание. Оба наших сыщика обернулись и обнаружили выезжавших из кустов на берег троих всадников, коими оказались Мария Карловна, ее лакей и Волков.

— Вы, как я погляжу, тоже не теряете надежды схватить водяного? — с иронией спросила вдова. — А то местное дворянство решило организовать облаву..

— Я надеюсь спасти ребенка, — ответил Самойлов, поднимаясь с колен.

— Ребенка? — изумленно переспросила женщина.

Иван сообразил, что если о вечерних событиях доктор ей уже наверняка рассказал, то о повторной пропаже Андрей Александрович знать никак не мог, а значит, и Мария Карловна находилась в полном неведении. Самойлов поспешил объяснить:

— Я ищу девочку, она пропала ночью.

Громкие крики, выстрелы, топот лошадей прервали их беседу. Со стороны леса к пруду приближалось несколько всадников. Они волокли за собой по земле какой-то предмет. А когда они подъехали совсем близко, то не только Ивану, но и всем его собеседникам стало хорошо видно, что это и не предмет вовсе, а человек, замотанный в сети. Обличье у него было совершенно дикое: весь оборванный и грязный, заросшее бородой лицо в ссадинах и кровоподтеках. Мужик пытался вырваться, при этом выл и бешено вращал глазами.

— Вот он, мерзавец, каков! На болотах прятался. Ух, дикое семя! — сказал, обращаясь к доктору, один из «охотников».

Участники облавы спешились и принялись грузить страшную добычу в стоявшую неподалеку телегу. Мария Карловна внимательно смотрела на пойманного мужика. Тот, к удивлению Ивана, тоже буквально впился в нее глазами. Уже в телеге он изогнулся и все глядел на вдову. Веревки вонзились ему в лицо, отчего вид его стал совсем уж жутким. По телу графини прошла дрожь, но она тотчас овладела собой. К тому же Андрей Александрович поспешил отвлечь ее от тяжкого зрелища:

— Ну вот, все и объяснилось! Честно говоря, все эти рассказы про вурдалаков и водяных никогда не вызывали у меня доверия.

Графиня пожала плечами и обернулась к Самойлову:

— Надеюсь, вы не забудете о моем приглашении?