Детская библиотека. Том 91

— Глашенька, — ласково повторил он, беря девицу под руку и пытаясь поставить на ноги. Та подчинилась, дала усадить себя в кресло, но с дрожью и слезами справиться все не могла. Ужас пережитого и страх перед грядущим дознанием, ощущение полной беззащитности и понимание того, что вина за случившееся целиком ляжет на нее, — все это совершенно раздавило бедняжку, так что ни говорить, ни мыслить она толком не могла.

Иван видел это, однако допрос пора было начинать, скоро пожалует Ушаков, и ему надо будет представить полную информацию о деле.

— Глашенька, — ласково, но настойчиво заговорил Самойлов, — и как это все произошло?

— Б-барин к-катал меня на ярмарку, — с трудом выдавила она, наконец.

«Чем бы ее привести в чувство?» — размышлял наш сыщик. На столике рядом обнаружился графин с вином, Иван на всякий случай понюхал содержимое — а вдруг отравленное? Но никаких посторонних запахов не учуял. Значит, можно и употребить. Заодно проверим: коли девица пить откажется, значит, знает, что в сосуде яд. Он налил немного в бокал и протянул несчастной.

— Заб-брал м-меня отсюда, — продолжала Глаша, отхлебывая вина, — п-потом приехали об-братно.

— Угу, — понимающе хмыкнул Иван. — Ну а по дороге заезжали куда?

— Только… в аптекарскую лавку… и заехали, — при сем воспоминании девица принялась всхлипывать еще пуще.

Но все же в подробностях описала Самойлову все, что запомнила, все до мельчайших деталей — так просил ее Иван. Всякая пустяковина могла стать ключом к разгадке. Основываясь на показаниях девицы, Самойлов ясно представил, как в предзакатный час Фирсанов вышел из кареты и послал Глаше воздушный поцелуй. Она в ответ прижала пальчики к напомаженным губкам и кокетливо воскликнула:

— Я тебя жду, мой козлик!

Окрыленный сим жантильным политесом, Фирсанов прошествовал в аптеку. Глафире сразу стало скучно. Глуповато-восторженное выражение, которому их учила мадам и каковое она велела «надевать» всякий раз, как наступал час работы, слетело с прелестного лица. Девица деловито сдула упавшую на лоб прядь и поправила корсет. Но минута-другая миновали, а козлик все не возвращался, и Глаша попыталась через окна разглядеть, что так задержало его в лавке со снадобьями. Но ничего не увидела — так, по крайней мере, она божилась.

На том рассказ девушки был прерван, потому как в этот самый момент и появился в комнате Ушаков в сопровождении Егорки, возник в дверях весьма внезапно, хоть и ждал его Иван. Андрей Иванович прошествовал к кровати, посмотрел в лицо человека, который всего полчаса тому назад собирался вкусить удовольствие, а вон как все обернулось, и протянул:

— У-у-у, Андрей Григорьевич Фирсанов. — Девица всхлипнула громче, а Ушаков, продолжая осматривать место происшествия, едва слышно произнес, словно в ответ на ее всхлипывания: — Пути господни неисповедимы, а наши неведомы.

Наконец он вскинул глаза на Самойлова:

— Ну, что думаешь, а?

— Думаю, что старик с зельем перебрал, — Самойлов заметил сомнение в глазах Андрея Ивановича и пояснил, откуда такие выводы: — Следов насилия нет.

— Насчет насилия это его еще лекарь осмотреть должен, — прервал доклад Ушаков, потом понизил голос: — Вот что. Фирсанов — человек знатной фамилии. Негоже, чтобы всем было известно, как он помер. Поэтому дознание пока веди тайно, чтобы мне одному обо всем ведомо было.

Глашка все всхлипывала в углу. Она, может быть, и успокоилась, если бы ее отпустили. Но интересы следствия требовали иного, а потому ей по-прежнему приходилось оставаться наедине с трупом и двумя не питавшими к ней горячих чувств мужчинами. Тот, что был старшим, вдруг подошел к ней, набалдашником трости брезгливо приподнял хорошенькое личико и произнес:

— А ведь отец почтенного семейства. Склянку-то проверь, вдруг что! — уже уходя, бросил Ушаков Самойлову. — А супруге его мы бумагу отпишем, дескать, отбыл по важному государственному делу. Сегодня и доставишь ей самолично.

— А с ней что? — кивнул Иван на Глашу.

— В Приказ, — отрезал Ушаков, — и мадам с остальными, чтобы не болтали.

Больше ему здесь делать было нечего, он все той же тростью откинул полог и вышел.

— Со мной поедешь, одевайся, — скомандовал Иван девке, и та завыла пуще прежнего.

Пока Глашка торопливо натягивала на себя платье, Самойлов все размышлял. Ушаков прав, Иван и сам про зелье подумал. Девица подробно описала визит к аптекарю. И выходит, что в аптеку она не заходила, в графин яду не подсыпала. В лавке был только Фирсанов, заехал поздно, в это время почти все аптеки закрыты, значит, там его ждали как постоянного клиента. Да, лекаря навестить необходимо, узнаем, что за снадобье употреблял граф Андрей Григорьевич Фирсанов. Может, здоровье его давно подводило — немолод, чай. А тут еще амурные страсти, вот сердце и не выдержало. И никакого злого умысла. Но на всякий случай Иван понюхал склянку. Запах, надо сказать, был не из приятных, но какие лекарства приятно пахнут?

Однако сначала надобно отвезти весь этот греховный выводок в Приказ, чтобы не успели сболтнуть чего лишнего, и предупредить вдову об «отъезде» супруга — а ну как разыскивать станет.