Детская библиотека. Том 91

Иван насторожился:

— Падчерица?..

— Если Фирсанова уберет с дороги и ее, то, почитай, она станет единоличной владелицей крупного состояния.

— Так надо предупредить девушку!

— Нет, Вань, спешить не надо, — урезонил горячую голову Ушаков. — Так мы не сможем доказать вину нашей очаровательной вдовы.

— Так что же нам, ждать? — удивился Самойлов.

— Ждать.

Такое хладнокровие совсем обескуражило Ивана. Сразу вспомнилась веселая миловидная Фекла, такая молодая и доверчивая. Неужели они не защитят ее от неминуемой смерти? В чем же тогда смысл их ремесла?

— Боюсь, мы так не поспеем! — с нажимом проговорил он.

— А что ты так разволновался? — усмехнулся Ушаков. — Девка, что ли, приглянулась?

Иван смутился, но объяснить ничего не успел — из дверей дворца вышел сам посол, и внимание наших героев переключилось на него.

— А этот куда? — спросил Самойлов, когда они увидели, что англичанин тоже садится в карету.

— Жаловаться побежал, — ответил Ушаков и самодовольно улыбнулся: вся сцена перед домом посла разыгралась именно так, как он и предполагал, а значит, за все ниточки в этом представлении он потянул правильно. Дело было сделано, теперь можно и восвояси.

Ушаков не ошибся — Уитворт действительно направился прямиком к Светлейшему. Не зря в своих записках называл он Александра Даниловича «самой могущественной некоронованной особой Европы». Уж Его светлость объяснит зарвавшемуся Ушакову, как следует обращаться с людьми столь высокого дипломатического ранга.

Уитворт начал голосить прямо с порога княжеского кабинета:

— Ваше сиятельство! Это какое-то безумие, какой-то бред! Может, в России это обычное дело! Мы в Европе не привыкли к таким выходкам, и прошу впредь уберечь меня от подобных нападок!

— Да бог ты мой! — опешил Меншиков. — Случилось-то что?

— Английскому послу обещали ввернуть кол в зад!

Барон рассчитывал, что это известие шокирует Меншикова не меньше, чем его самого. Но тот лишь расхохотался — громко, заливисто. Так мальчишка радуется удачной выходке приятеля.

— Кто ж тебя так напугал-то, прости господи? — спросил он, справившись с приступом смеха.

— Господин Ушаков, — скривился оскорбленный посол.

— Ушаков, он это любит! Полно, полно, — успокоил Александр Данилович не на шутку испугавшегося барона, — никого тебя не тронет. Ты же посол? Посол он и есть посол!..

— Да, но те истории, которыми меня пугали… — Слова Меншикова никак не могли служить успокоением. Слишком громок только что был его смех и слишком весома фигура Ушакова, чтобы посчитать его визит шуткой. — У вас людей сажают на кол… за любовь, — в негодовании взвизгнул англичанин.

— А любовь зла, — снова рассмеялся князь, уж больно вид у посла был забавный, — посадишь и посла. Бог с тобой, не бойся ты за свой зад, — с этими словами Меншиков достал из шкатулки давно заготовленную бумагу. Лицо его приняло серьезный вид, тут уж шутки в сторону. Тут или пан, или пропал, или трон, или. Об этом «или» Светлейший и думать не желал. — Ты лучше вот что, — протянул он бумагу послу, — перешли-ка вот это письмо твоей почтой.

— Обязательно перешлю, — промямлил Уитворт, — но Ваша светлость, помогите, ежели что…

— Кол смазать… — Новый приступ хохота сразил Меншикова. Насмеявшись вволю, он дружески похлопал барона по плечу: — Ладно, ладно, ступай. — Звон колокольчика в руках хозяина дома ясно дал понять просителю, что разговор окончен.

Уитворт услужливо попятился к дверям в глубоком поклоне.

— Ступай, ступай, не тронет тебя Ушаков, — покровительственный тон и врученное письмо все же оставляли послу надежду на заступничество князя.

«О, господи, кол в зад. Все-таки мастак Ушаков на шутки смачные!» — усмехнулся мысленно Меншиков, глядя на закрытую за послом дверь.

Глава 5,

о разных взглядах на воспитание и о дочернем долге

Иван ни разу не пожалел о том, что взял с собой Лизу. Уютно как-то сразу стало в его небольшой квартирке во втором этаже. Впервые за много лет его кто-то ждал, и сам он о ком-то заботился. Лиза оказалась воспитанницей благодарной. Еще в деревне бегала она тайком к дьячку обучаться грамоте, и в столице времени зря не теряла. Каждую свободную от хозяйства минуту сидела за рукоделием или книгой.

Иван поначалу думал, что она лишь картинки рассматривает в его Плутархе, хотел было ей запретить. Ан нет, Лиза водила пальцем по строчкам. Буки и веди не поддавались, но она и в этом была упорна: бубнила под нос непонятные слова, словно молитву какую читала, а при случае просила своего Ванюшу разъяснить, что непонятно. И хотя тот в последнее время был очень занят, все же нет-нет да усаживался рядом с воспитанницей, чтобы рассказать ей про древних героев, про обычаи греко-римского мира. Лиза слушала внимательно, иногда тыкала в картинку и спрашивала:

— Это и есть Юлий Цезарь? А чего он смотрит так грозно?