– Итак, вы сказали полиции, что он что-то спрятал в саду, а потом прошел прямо в ванную и стал мыться? Так?
– Да, этот сукин сын прошел и смыл кровь…
– И вы это видели? Я имею в виду кровь?
– Н-у-у-у… нет… но…
– То есть он вполне мог пройти прямо в ванную потому, что ему очень хотелось в туалет?
– Ни в коем случае. Он…
– Но теоретически он мог это сделать?
– Нет, потому что…
– И вы уверены, что это было в одиннадцать вечера?
– Я посмотрела на…
– А не в десять сорок пять?
– Твою мать, я же сказала…
– Или в десять сорок?
– Я отвечаю за…
– А почему вы решили, что это не произошло в десять тридцать пять?
– Я еще в состоянии отличить…
– И вы хорошо все это помните?
– Возражаю, ваша честь, – подал голос один из обвинителей. По мнению Пенна, он опоздал с этим секунд на сорок. Хотя сержант понимал, что обвинение дает свидетельнице время собраться и взять себя в руки. Чтобы не говорить вещей, о которых она потом пожалеет.
– Возражение принято, – провозгласил судья и бросил на защитника предостерегающий взгляд, который последний принял к сведению.
– То есть вы уверены, что хорошо помните все, что произошло в тот вечер?
– Конечно, – прорычала миссис Нориева.
– И вы ни в чем не сомневаетесь?
– Нет. – Это прозвучало как плевок.
– Тогда прошу вас, не сочтите за труд и объясните суду, почему в ваших первых показаниях – тех, что вы дали непосредственно после происшествия, – вы утверждали, что ваш супруг весь вечер провел дома?
– Тогда я немного запуталась… – Свидетельница покраснела.
Большинство присяжных нахмурились, но больше ничем не выказали свое отношение к услышанному.
– Запутались в датах, во времени или в том, где находился ваш супруг? Можно поточнее, миссис Нориева?
– Ну да, то есть нет; я хочу…
– Через четыре дня после убийства Девлина Капура вы показали, что в момент убийства ваш супруг был с вами, так или нет?
– Я перепутала даты. Не могла вспомнить…
– Ах вот как! То есть точно вы ничего не помнили, однако обеспечили своему супругу алиби?
– Тогда я думала, что он был дома.
Теперь покраснело не только лицо свидетельницы, но и ее шея, и грудь.
– Ах, вы так думали… То есть на вашу память нельзя положиться?
– Нет, сейчас я все вспомнила. Он…
– Сейчас, по прошествии четырех месяцев, вы помните тот вечер лучше, чем через четыре дня после происшествия?
– Да, лучше, – огрызнулась свидетельница, и защитный невроз заставил ее кожу побледнеть.
– Значит ли это, что у вас нет никаких скрытых причин менять ваши показания?
– С какой стати?..
– И в промежутке между этими двумя вашими показаниями не произошло ничего экстраординарного?
Женщина покачала головой, как будто не доверяла больше своему голосу.
– Я прошу вас ответить на мой вопрос.
– Ничего не произошло.
– Никаких ссор?
– Нет.
– Может быть, вы подрались?
– Я уже все сказала.
– Прошу прощения, миссис Нориева, но вынужден указать вам на то, что ваша память вновь подводит вас – или же по причинам, известным только вам одной, вы предпочитаете лжесвидетельствовать.
– Я говорю правду. Это он убил. Я точно знаю.
– И вновь я вынужден заявить вам, миссис Нориева, что вы по каким-то причинам беззастенчиво лжете суду.
– Это он лжет, а вовсе не я! – взвизгнула свидетельница, указывая пальцем на своего мужа и впервые повернувшись к нему лицом. – Этот кобель лгал мне все эти гребаные годы.
Она не спускала глаз с мужа; глаза ее наполнились ненавистью, и казалось, что с языка у нее капает яд.
– Я, твою мать… тебя ненавижу. Чтоб ты горел в аду, кобель гребаный!
Пенн наконец выдохнул. Только сейчас он понял, что во время всего этого диалога сидел затаив дыхание.
Все закончилось, и в зале заседаний повисла тишина.
Сержанту не надо было смотреть на обвинение, защиту или присяжных, чтобы понять, какое впечатление все это произвело на них.
Удар был нанесен прямо в солнечное сплетение.
Глава 24
Колледж Хейлсовена открылся в 1966 году в одном большом здании. В начале восьмидесятых к нему были пристроены четыре дополнительных блока, а позже в кампусе выросли еще восемь зданий, в которых теперь располагались факультеты музыки и исполнительского искусства, изучения средств массовой информации, биологии и ветеринарии, информационно-коммуникационных технологий и спортивной медицины и физической культуры. Кроме того, в Кумбсвуде был открыт научно-технический центр, а возле развязки в Шенстоне – центр по подготовке парикмахеров и стилистов.
– У тебя нет ощущения, что мы делаем что-то не то? – спросил Брайант, когда еще один из сотрудников прошел мимо, бросая на них косые взгляды.
Ким никогда не нравилось сидеть под директорскими дверями, и она радовалась, что осенний семестр еще не начался и им удалось избежать сотен праздных зевак в лице обучающейся молодежи.
Приехали они за пять минут до встречи с Фелицией Астор, директором колледжа. Она была назначена на 10 утра. Судя по всему, женщина решила выдержать договоренность с точностью до минуты. Как будто они приехали не для того, чтобы разыскать убийцу.