Детский мир

– Да, мы едем к диким. А ты думала, где ещё для нас найдётся местечко после всего того, что мы устроили в последние несколько недель? Ой, не бледней ты! Всё, что касается твоих поисков, лишь немного ускорило то, что и так было запланировано на середину будущего года. По крайней мере, теперь мы знаем, за что бороться, – тяжёлый вздох, кивок на небо. – Но ты всё ещё можешь передумать. Зная правду, никто из нас тебя не осудит.

– Я… – как-то все слова растерялись вмиг. – Не знаю, что сказать.

Посмотрела вокруг, словно ожидала найти ответ написанным на кирпичах старого здания, или, может, хозяин хостела подскажет мне его громким шёпотом. Одно дело знать, что дикие совсем не дикие. И совсем другое – стать одной из них. Отказаться от всего мира, который я уже привыкла считать своим. Жестоким, безумным, но своим же… Люди по ту сторону границы – хорошие ли, плохие ли – они, может, и не дикие, но уж точно не родные и не близкие мне.

Наверное, придётся жить в стареньких домах.

И мыться в бане по воскресеньям.

И в туалет – о! это хуже всего! – ходить в туалет на улицу зимой и летом…

Чёр-р-рт! Откуда все эти мысли в моей голове? Когда я успела превратиться в сноба? Я же уже была «в гостях у диких», и они, как мне помнится, были вовсе не так страшны, как их малюет современная яхонская пропаганда.

Вдруг я почувствовала, как в жилах, медленно закипая, начинает бурлить злость. На собственное малодушие, на лицемерный страх, на понимание, мелькнувшее в глазах Зверя, на то, как устало хмыкнул безымянный хозяин хостела. Как назло, вспомнилась сказка, однажды рассказанная Севером, и я едва удержалась, чтобы не застонать от стыда, торопливо, словно боясь передумать, перекинула ногу через раму и, ни на кого не глядя, выдохнула:

– Едем.

– Ты уверена? – два человека, не менее минуты наблюдавшие за тем, как я боролась с внутренним сомнением, задали вопрос синхронно.

– Нет, – честно ответила я. – Но уж если я решила поменять свою жизнь полностью, так какого, спрашивается, чёрта?

Минут тридцать мы ехали в тишине, нарушаемой лишь свистом ветра в ушах, шуршанием шин да лёгким скрипом педалей, а затем Зверь махнул рукой, требуя остановки, соскочил ногой на землю, обернулся и виновато пробормотал:

– Прости.

– Ничего, я уже привыкла.

К тому, что меня обманывают или пытаются использовать втёмную. К тому, что в этой жизни никому нельзя верить. К тому, что я по эту сторону баррикад, а все остальные люди – по ту. Наверное, в прошлой жизни я была каким-то очень плохим человеком и сделала что-то поистине ужасное, за что и расплачиваюсь сейчас извечным одиночеством. Не заслужила я ни преданных друзей, ни любящей семьи, ни…

– Может, мы уже поедем? – я развернулась, чтобы достать из багажника флягу, сделала несколько обжигающе холодных глотков и закинула воду обратно. – Хотелось бы выспаться, хотя бы этой ночью. И вымыться, наконец. Такое чувство, что ко мне прилипла вся грязь Яхона.

Зверь виновато вздохнул, завёл руку за голову, чтобы стянуть свитер, забросил его к нашим флягам и обеду, после чего вернулся на своё место, и мы продолжили путь.

Пусть так. Пусть лучше так.

Я бездумно крутила педали, радуясь этой неожиданной монотонности, как самому ценному подарку.

В три часа мы не уложились.

Потому что, во-первых, десять километров по ту сторону границы вдруг – кто бы мог подумать? – превратились в девятнадцать. А во-вторых, на семнадцатом километре диких земель у нас лопнуло колесо. Разумно решив, что отвинчивать колесо прямо сейчас, когда до дома осталось каких-то два километра, совершенно точно не стоит, мы побрели пешком.

Сначала мы услышали какой-то шум, в котором смутно угадывалась музыка. Затем к нему присоединились какие-то другие звуки: стук металла по металлу, лай собаки, чей-то смех. Задиристо прокричал петух, обозначая границы своего куриного царства, подумал с полминуты и почти было уже начал выводить второе «кукареку», но перед последним «ку» вдруг передумал, оборвав своё пение.

Мы неспешно брели по желтоватой дороге, прислушиваясь к лесным ароматам, с удовольствием выхватывая за запахом хвои и сосновой смолы, разогретой на неожиданно жарком для конца осени солнце, горьковатый запах дыма со вкусом варёной картошки и чего-то ещё, страшно притягательного. Наверное, курицы, а может быть, котлет.

– Жрать хочу, – Зверёныш гулко сглотнул и в приступе блаженства прикрыл глаза. – Я бы сейчас слона сожрал… Небольшого, но зато целиком.

– А я бы от куриной ножки не отказалась, – согласилась с ним я, едва ли не впервые заговорив с момента нашей первой остановки, и глаза приятеля радостно заблестели.

Не то чтобы я полностью простила парня, не простила, обида кислотой выжигала маленькие круглые дырочки где-то в районе сердца, и никаким нанороботам не под силу было справиться с ранением такого характера.