Детский сад, штаны на лямках

В цепочку «бывшая жена – бывший муж», где женщина заведомо находится в бесправном положении, следует включить государство, у которого есть реальная власть.

Значит так, механизм такой. После развода женщина получает на руки решение суда: «25 % дохода гражданина Пупкина, ИНН такой-то, отдавать гражданке Пупкиной, ИНН такой-то, до совершеннолетия их совместного ребенка». С этой бумагой она идет в налоговую инспекцию, где оставляет свои банковские реквизиты для перевода денег. Всё! Дальше начинает работать государственная машина.

Налоговая инспекция автоматом перечисляет на ее счет 25 % от всех доходов бывшего супруга. Немаловажная деталь – отчисления должны идти из бюджета. А задача мужа – вернуть государству эти деньги. Не вернул вовремя – начисляются пени. Просрочил три месяца – не выпустят за границу. Не платишь полгода – добро пожаловать в тюрьму. При этом уголовную ответственность за невыплату алиментов предлагаю ужесточить.

Понимаете, в чем суть? Одно дело – скрываться от слабой женщины с ребенком, и совсем другое – попасть в долговую яму к государству, которому пустить человека по миру – раз плюнуть. Вот увидите: они будут платить алименты с опережением графика!

Идея моя замечательная, мне за нее надо дать Государственную премию, вот только есть одно «но»: никогда такой закон Дума не примет. А знаете почему? Потому что 99 % депутатов, которые в ней заседают, – это мужики, которые либо уже платят алименты, либо рискуют в любой момент начать их платить. Вы когда-нибудь видели, чтобы волки голосовали за отмену дармовой зайчатины? То-то же.

Впрочем, вернемся к реальности.

– За что органы опеки забрали у Ани дочку? – спросила я.

– А шут их знает. Я за Анютой никакой провинности не замечал, мать она была образцовая. Денег у нее было в обрез, это правда, сама она дешевыми макаронами питалась, но для ребенка и курицу варила, и сыр покупала, и творог. И обязательно фрукты! Раз в день давала то яблоко, то грушу, то апельсин. А как же, ребенку нужны витамины. Девчонка у нее ласковая была, воспитанная, слова грубого не скажет. И одевалась всегда чисто. У Анюты стиральной машины не было, стирала она руками, тяжело ей было стоять, так она приспособилась: брала две табуретки, на одну ставила тазик, а на другую сама садилась и стирала потихонечку. Хорошая она была мать, ничего плохого про нее сказать не могу.

– Неужели инспектор отдела опеки и попечительства с вами не побеседовала? Ведь вы, как никто другой, знали Анну! Почему не учли ваше мнение, когда забирали ребенка?

Старик горько усмехнулся:

– Мое мнение уже давно никто не учитывает. Мы, пенсионеры, к этому привычные. Не отстреливают нас в собесе – и на том спасибо.

Я вспомнила характеристику, которую Анне Корягиной выдала заведующая детским садом, и вздохнула:

– Столько всего на Аню навалилось, не удивлюсь, если с горя она начала выпивать…

– Ни капли! – воскликнул дедок. – Почернела вся, исхудала, выла в своей комнате, как раненый зверь, а ни капли спиртного не выпила. Я уж ей говорил: «Выпей водочки, внучка, может, полегчает, глядишь – поплачешь, сердце-то и растопится», – а она ни в какую. Не могу, говорит, пить, душа спиртного не принимает. И когда из окна падала, тоже трезвая была как стеклышко, это экспертиза подтвердила.

Мимо кухни прошествовал квартирный махинатор в сопровождении девушки в светлой дубленке.

– А это что за гусь?

Собеседник нахмурился.

– Анютин то ли троюродный племянник, то ли четвероюродный дядька. Короче, седьмая вода на киселе. Как узнал, что Анютка померла и комната освободилась, примчался сюда из Орловской области квадратные метры сдавать. А где он был, когда ей с дочкой нужна была помощь, когда они от голода пухли?

Я ухватилась за последнюю фразу:

– Так все-таки получается, что девочка голодала? Значит, правильно опека ее забрала?

– Ничего не правильно! – разгорячился старичок. – Если женщине с ребенком трудно, то государство должно ей помочь, а не отбирать самое дорогое! Почему Анютке инвалидность не давали? Или, если уж ее признали здоровой, почему не помогли на работу устроиться? Что чиновники сделали, чтобы облегчить ей жизнь? Только набросились, как шакалы!

Пенсионер разволновался не на шутку, я чувствовала – еще минута разговора о бывшей соседке, и его хватит удар. Чтобы не доводить дело до «скорой», я поспешно попрощалась.

В коридоре троюродный племянник заливал девушке о «шоколадных условиях». Я улыбнулась ей и сказала:

– В комнате разлита ртуть, если будете там жить, заработаете рак.

Девушка изменилась в лице.

– Это наглая ложь! – завопил племянничек. – Да эта женщина вообще никакого отношения к квартире не имеет!

– Он, кстати, тоже, – парировала я, – проверьте у него документы на жилплощадь.

И с чувством выполненного долга я вышла на лестничную площадку. Пустячок, а приятно!

Глава 18