Детский сад, штаны на лямках

– Да, непростая! – вскричала я. – А почему? Здесь орудует преступная группировка! Детей изымают из семей, чтобы потрошить на донорские органы! Весь город погряз в коррупции! Заведующие детскими садами, инспектора соцзащиты, юристы, врачи – все заодно. Я не удивлюсь, если цепь расследования в итоге приведет меня в мэрию!

– У вас слишком буйное воображение, Людмила Анатольевна, – вздохнул следователь. – Поймите, в данных обстоятельствах страдает прежде всего ваша профессиональная репутация. Кто будет всерьез воспринимать журналиста, который бездоказательно обвиняет весь город в коррупции?

– У меня есть доказательства. Да я раскопала факты, от которых кровь стынет в жилах! И молчать я не буду! Надо подымать средства массовой информации! Я пойду в газеты, в «Московский комсомолец», обращусь на телевидение! Пусть вся страна узнает, какое беззаконие творится в городе! Пусть Генеральная прокуратура наконец-то заинтересуется!

Я так кричала, что у старлея, наверное, заболела барабанная перепонка.

– Тише, тише, – сказал он, – вы меня прямо оглушили. Как убедительно говорите, столько эмоций! Если бы я сам здесь не жил, то непременно бы вам поверил. Если уж вы действительно обладаете такой ценной информацией, может быть, соблаговолите предоставить ее следствию? Просветите нас, сирых и убогих работников прокуратуры, будем вам премного благодарны.

– Я прямо сейчас подъеду в прокуратуру! – обрадовалась я, не замечая издевки.

– Сегодня выходной, – остудил мой пыл Унганцев, – жду вас в понедельник. Только, пожалуйста, не раньше двенадцати часов, у меня и так будет тяжелый день.

И он отключился. Нет, с Унганцевым каши не сваришь, он надо мной только насмехается. Прокуратуре мои находки до лампочки! Неужели в этом городе у меня нет союзников? Может, и правда заручиться поддержкой телевидения?

Я позвонила Руслану Супроткину и без лишних предисловий спросила:

– Помнишь, тебя снимали в передаче «Криминальные расследования»?

– Ты имеешь в виду репортаж о серийных убийствах в Лосином острове? Конечно, помню.

– У тебя сохранились контакты режиссера программы? Хочу предложить ему потрясающий материал. Моя информация взорвет эфир! Это будет бомба!

– Что за бомба? – заинтересовался капитан.

– В Подмосковье действует преступная группировка, которая потрошит детей на донорские органы. Тут повязаны чиновники разных уровней: соцзащита, дошкольные учреждения, медсанчасть. Думаю, у группировки сильная крыша, потому что действуют они нагло и цинично.

– Не пори горячку. Я знаю, что у тебя буйное воображение, поэтому всегда делю твои слова на два, а то и на десять, но люди-то могут тебе поверить. Подумай о своей репутации журналиста.

Я в сердцах нажала на «отбой». Капитан говорил практически слово в слово, как старший лейтенант Унганцев! Это мир сошел с ума, или у меня крыша поехала?! Ну, подождите, я вам всем докажу! Я найду убийцу и освобожу Ленку Алябьеву из тюрьмы!

Я шла вдоль Фрязевского шоссе и искала дом № 104 корпус «б», в котором, судя по личному делу, проживала Динара Дорджиевна Бадмаева. В декабре прошлого года опека изъяла у нее дочь Полину Дмитриевну Бадмаеву, совсем кроху, ребенку был только год и четыре месяца.

Обвинения против матери: ребенок содержится в антисанитарных условиях, мать не работает, не имеет средств на содержание ребенка.

В дело было подшито заявление от Бадмаевой Д.Д., в котором она просит органы соцзащиты оказать ей материальную помощь в виде продуктовых наборов. Заявление было датировано сентябрем прошлого года. Также имелась копия постановления суда о лишении Бадмаевой Д.Д. родительских прав, заседание состоялось 10 декабря.

Нужный дом оказался двухэтажной деревянной постройкой. Со стороны шоссе, по которому мог проехать губернатор области, дом был выкрашен в веселенький салатовый цвет и выглядел вполне прилично, особенно если проноситься мимо на скорости сто двадцать километров в час. Но со стороны двора это были готовые декорации к пьесе Максима Горького «На дне».

Некрашеная деревянная обшивка дома местами отвалилась, обнажив истлевшее нутро, забитое стекловатой. Вообще здание мало походило на дом, скорее, это была дача – совершенно не комфортная, с туалетом на улице, но летом в ней можно перекантоваться. Однако люди здесь жили круглый год, о чем свидетельствовало выстиранное белье, висевшее во дворе на веревках.

По проломанным деревянным ступенькам я поднялась на крыльцо и открыла скрипучую дверь. Прямо находилась лестница на второй этаж, а слева и справа от нее располагались по две квартиры. Четыре деревянные двери разной степени обшарпанности смотрели на меня. Самая потертая вела в квартиру номер три – ту самую, в которой жила Динара.

Тут я заметила, что в двери нет замка, на его месте зияет дыра с рваными краями. Я заглянула в дыру, мой взгляд уперся во что-то темное. То ли шкаф, то ли занавеска, точнее определить невозможно.

Постучала в дверь, в ответ донеслось слабое:

– Войдите.

Я переступила через порог и оказалась в темном помещении. На улице уже смеркалось, а здесь не зажигали свет.

– Эй, есть тут кто?