Детство и общество

Самый критический, с точки зрения возможных органических уродств, период приходится на несколько месяцев перед рождением. Как только ребенок родился, или, другими словами, его тело «успешно появилось из „зачатка“», можно быстро установить, что оно еще слишком несовершенно для интегрированного созревания. «Доцеребральный» комок плоти, приспособленный лишь к медленному развитию, младенец уже оставил химический обмен с маткой ради материнской заботы в рамках характерной для данного общества системы воспитания. В специальной литературе описано, как созревающий организм продолжает меняться, развивая теперь уже не новые органы, а предписанную последовательность локомоторных, сенсорных и социальных способностей. Психоанализ добавил к этому понимание переживаний и конфликтов, благодаря которым индивид становится отличным от других лицом. Мы можем иметь дело с формальными, признанными в обществе характеристиками ребенка, измеряемыми с помощью специально разработанных тестов (поскольку эти характеристики являются очевидными шагами к определенным умениям). Или же мы можем столкнуться с неформальными особенностями, которые становятся предметом открытого восхищения или тайного беспокойства матерей. В любом случае, важно сознавать следующее. В последовательном приобретении важного жизненного опыта здоровый ребенок, хотя бы при частично правильном руководстве, просто подчиняется внутренним законам развития. В перинатальный период эти законы формировали один орган за другим, а теперь создают непрерывный ряд возможностей для взаимодействия с окружающими людьми. Хотя такое взаимодействие широко варьируется от культуры к культуре, что мы покажем немного погодя, правильный темп и правильная последовательность остаются решающими факторами.

Итак, с точки зрения «экономики либидо» можно, вероятно, сказать, что у двух наших пациентов были нарушены темп и последовательность импульсов, дающих начало развитию. Эти дети застряли на теме анальной ретенции и элиминации подобно граммофонной пластинке с поврежденной дорожкой. Они неоднократно регрессировали к младенческим темам и не раз терпели неудачу в попытках продвинуться к следующей теме — умению справляться с любовью к значимым людям противоположного пола. О любви Энн к отцу рассказал мощный выброс маниакальной радости в тот момент, когда она отдала три блестящих машинки игрушечному отцу. В истории же Питера его фаллическое поведение в отношении няни непосредственно предшествовало патогенным событиям. Теория либидо позволила бы предположить, что ректальное выталкивание кала в одном случае и его накапливание в ободочной кишке в другом случае одно время доставляло этим детям сексуальное удовольствие. Теперь они снова пытались этого удовольствия достичь, но из-за несовершенства своей тормозной системы вынуждены были регрессировать дальше и основательнее, чем ожидалось. Все же, перестав быть невинными младенцами, получающими наслаждение от еще ненатренированного кишечника, Энн и Питер, по-видимому, доставляют себе удовольствие, фантазируя об изгнании ненавистных персон (вспомните, как Энн вышвырнула игрушечную мать) и удержании любимых. Результатом того, что они делали, при всех пугающих последствиях, было садистическое торжество над родителями, желавшими управлять ими. Без сомнения, когда та маленькая девочка ранним утром, перепачканная, сидела в своей кровати и ждала появления матери, в ее глазах, наряду со страхом, читалось и торжество. А в отсутствующем выражении лица мальчика проскальзывало тихое, скрытое удовлетворение даже тогда, когда ему было явно не по себе от раздувшегося живота. Из своего весьма неприятного опыта бедные матери знали, что реагировать на тиранию ребенка методами, продиктованными раздражением и гневом, означало лишь ухудшить положение. Что ни говори, а эти дети любили и хотели быть любимыми, предпочитая радость достижения торжеству провала. Не путайте ребенка и его симптом.

Кто-то, возможно, скажет, что дети, испытывающие такие переживания, находятся во власти второй первобытной силы, которая предусматривается психоаналитической системой вслед за либидо, а именно во власти инстинкта разрушения, инстинкта смерти. Не буду комментировать эту проблему, так как по существу она носит философский характер и имеет под собой изначальную привязанность Фрейда к мифологии первобытных инстинктов. Введенная им терминология и развернувшиеся вокруг нее долгие споры затмили собой клиническое изучение силы, которая, как можно увидеть, фигурирует в большинстве наших материалов, но никак не разъясняется. Я говорю о ярости, возникающей всякий раз, когда действие, важное для ощущения человеком собственной власти, наталкивается на препятствие или сдерживается. Что происходит с такой яростью, когда ее необходимо подавить, и каков ее вклад в иррациональную враждебность и жажду разрушения у человека, — очевидно, один из самых важных вопросов психологии.