Детство в царском доме. Как растили наследников русского престола

К слову, на придворных балах никогда не танцевали модных новинок — только классику. Там надолго задержался традиционный для XVIII века менуэт (уже с 1790-х годов его нигде, кроме двора, не танцевали). Позднее обязательны для исполнения были полонез, кадриль, контрданс, мазурка, котильон. Вальс стали танцевать только с 1830 года, после смерти императрицы Марии Федоровны, которая долго ему противилась, находя «неприличным».

И все же придворные празднества дети видели нечасто. В большинстве случаев к ним в детские доносилась лишь праздничная музыка — ну, разве что удавалось что-то рассмотреть с лестницы или подоконника.

Протокол и этикет были тяжелой работой, поэтому дети пользовались всякой возможностью выйти за их строгие рамки, пошутить и посмеяться. Ольга

Николаевна вспоминала, как однажды гувернантка А. А. Окулова (незадолго до того только назначенная) решила привести к ней и ее сестре Александре (по домашнему прозвищу Адини) в гости своих племянниц. Те заранее трепетали и представляли себе визит к великим княжнам (!) чем-то очень торжественным. Проказницы-царевны решили их разыграть. «Адини и я сложили целую гору подушек. Задрапированные пестрыми платками и лентами из Торжка, обмотанными вокруг голов, мы сели поверх подушек, вооружившись киями от бильярда вместо табачных трубок. Дверь отворилась — полнейший конфуз! Затем взрывы хохота, киданье подушками — так произошло знакомство. Но Анна Алексеевна (Окулова) была очень долго огорчена таким недостойным представлением».

Большим озорником был в подростковом возрасте великий князь Константин Николаевич. В 1837 году во время посещения Оружейной палаты в Москве он совсем расшалился и, не забывая задавать умные вопросы и делать дельные замечания (к слову, он уже в десять лет неплохо знал историю Россию), одновременно примерил огромные сапоги Петра Великого, потом уселся на резной трон Ивана Грозного и совсем уже было приладился нахлобучить себе на голову шапку Мономаха, но воспитатель Ф. П. Литке этому решительно воспротивился.

Настоящая светская жизнь — вечера, неформальные балы, любительские спектакли, живые картины, массовые прогулки в санях на Елагин остров и т. п. — начиналась для царских и великокняжеских дочерей только

после наступления совершеннолетия, в пятнадцать-шестнадцать лет. Они могли выезжать в основном к родственникам и в немногие «дружественные» дома — главным образом придворных. В «городские дома» члены императорской семьи ездили редко.

Если для обычной дворянской девушки светская жизнь становилась преддверием замужества: на балах и в театрах ее могли видеть потенциальные женихи, с ними завязывались знакомства и рано или поздно следовало сватовство (для того, собственно, дочерей и «вывозили»), то для великой княжны всевозможные светские увеселения были всего лишь возможностью немного разнообразить жизнь, выйти за пределы того замкнутого круга, в котором она поневоле оказывалась и куда не проникали ни новые идеи, ни свежие впечатления. Важно было также выработать привычку к светскому общению — преодолеть застенчивость и закрытость самих девушек, расшевелить их. Ведь им самим со временем предстояло играть заметную роль в свете. Ольга Николаевна вспоминала: «В фейерверке игривых слов, галантных шуток и ничего не значащей болтовни, как это принято молодежью в обществе, я чувствовала себя вначале потерянной».

Светские выезды увеличивали число знакомств великих княжон. Часто в это время у них появлялись новые задушевные подруги и первые сердечные увлечения. И вот тут требовалась вся бдительность гувернанток, чтобы не позволить легкой заинтересованности превратиться в серьезное чувство. Ведь все знали, что обычные светские кавалеры не для великих княжон — их браки

устраивались только на международном уровне. Та же Ольга Николаевна вспоминала: «Я поймала на себе взгляд… (который) заглянул в мою душу. Я не могу передать того, что я пережила тогда: сначала испуг, потом удовлетворение и, наконец, радость и веселье. По дороге домой я была очень разговорчива и необычайно откровенна и рассказала (гувернантке) Анне Алексеевне обо всех моих впечатлениях. Она стала моей поверенной и ни одного чувства я не скрыла от нее… Она спросила меня: „Нравится он вам?“ — „Я не знаю, — ответила я, — но я нравлюсь ему“. — „Что же это значит?“ — „Мне это доставляет удовольствие“. — „Знаете ли вы, что это ведет к кокетству и что это значит?“ — „Нет“. — „Из кокетства развивается интерес, из последнего внимание и чувство, с чувством же вся будущность может пошатнуться. Вы прекрасно знаете, что замужество с неравным для вас невозможно. Если же вам подобное „доставляет удовольствие“, то это опасное удовольствие, которое не может хорошо кончиться. О вас начнут сплетничать, репутация молодой девушки в вашем положении очень чувствительна; не преминут задеть насмешкой и того, кто стоит над вами. Помните это всегда!“»