Дева в саду

В Готленде автобус остановился возле паба. Было холодно. Тут же на кочковатом выгуле расхаживали гуси, и черномордые йоркширские овцы неспешно бродили, жевали траву, хмуро глядели на проходящих, а наглядевшись, трусили прочь.

– Зайдем? Я угощаю, – сказал Фредерикин спутник.

Фредерика думала отказаться, но она еще ни разу не была в пабе. Хотелось посмотреть. На вопрос, что будет пить, отвечала: виски. Во-первых, виски с медом ей давали, когда она болела, а во-вторых, он как-то больше подходил пабу, чем шерри или джин с лаймовым соком. Спутник взял ей два стаканчика виски и стал говорить о куклах.

– Как ни странно, немецкие куклы гораздо лучше наших. Умеют фрицы, ничего не скажешь. Личико милое, волосы мягкие, и все так тонко сделано, как у живой. А у наших лица деревянные, щеки круглые, красные, как не бывает. И глаза как галька, наклонишь куклу – гремят. Как только они детям нравятся, не понимаю… Губки сладенькие, а цветом натуральная кровь, и выражение приторное, присмотришься – даже тошно сделается. Я, впрочем, не присматриваюсь, мое дело продать товар. Да и знаешь, детям-то все равно, что любить. Они, похоже, и не видят толком, что они там нянькают: любая тряпка, любая резиновая дрянь сгодится. Я это много раз замечал. Но когда имеешь возможность сравнивать, приобретаешь, так сказать, понятие об идеале. Я бы вот сделал другую куклу. Естественную. Мягкую и со складочками, как у настоящих младенцев. Чтобы пила, и пеленки мочила, и все прочее. И ножки слабенькие, бесполезные, как у малышей. Я бы сделал эскиз, но ни одна фирма не купит, скажут, некрасивая, лысая, животик торчит… Или вот куклы-мальчики. Их почти не делают, только если негритят или карапузов в голландских панталонах. А под панталонами все гладко и благопристойно. Неужели дети не спрашивают, где у него петушок, морковка, краник, или как они его там называют? Они же не дураки, понимают, что к чему. И зачем им прививают этот дурацкий стыд? Его потом за всю жизнь не вытравишь… Еще виски? Что плохого, если у куклы все как у людей? Но сделай я такую – меня растерзают.

– Да уж наверняка. У меня в детстве была резиновая кукла. Ее звали Анжелика. Она была хорошая, но у нее испортился живот: кофточка к нему прилипла, и все вместе как будто расплавилось. Это был ужас.

– Ты ее, наверно, тискала и перегрела. Резину хорошо присыпать тальком… Теперь волосы. Волосы опять-таки лучше у них. Выбор больше, цвета натуральнее. У наших-то черный либо блондинистый. Ну еще каштановый, если его можно так назвать, – по сути, дешевая хна. А там волосы на волосы похожи, и прошиты лучше. Не рядами, как можно бы ожидать от фрицев, а кусточками, и по всей голове. Есть у них куклы прямо волшебные. Поневоле усомнишься в знаменитом английском качестве. Не хотел бы я расхваливать фрицев, уж поверь мне: я в войну всякого насмотрелся, но правда есть правда. Впрочем, ни фрицам, ни нашим никогда не сделать такие дивные, мягкие волосы, как у тебя. Я раньше таких и не видел: необыкновенный цвет. Говорю как есть, уж не взыщи.

– Спасибо, – с неуместной важностью произнесла Фредерика.

– Не за что. Я служил в Германии в оккупационных войсках и скажу тебе: чего точно не ждешь от немцев, так это кукольного художества. Скорей уж абажуров из человеческой кожи или живых скелетов в концлагерях – когда мы польские лагеря освобождали, видели таких. Знаешь, на что похоже? На статуи мертвецов и скелетов с епископских надгробий – раньше епископы их заранее заказывали и держали у себя, чтобы помнить о смерти. Вот и представь: целая толпа таких тебя окружает, все трясутся, лопочут, вонь страшная. Тут бывалых людей наизнанку выворачивало, да и нервы потом ни к черту. Странное дело: шли мы людей освобождать, а смотрим на них – и никак их за людей счесть невозможно… Еще виски. Нет? Тогда прогуляемся?

Под столом он потерся ногой о ее лодыжку, мятый, морщинистый носок заерзал по нейлоновому чулку. Фредерика поняла, что тут соблюдаются, пусть и с налетом чудачества, правила некой неведомой ей игры. Столько-то выпить, столько-то поговорить – все отмерено заранее, и вот:

– А звать-то тебя как?

– Фреда. Фреда Пласкетт.

– Необычное имя. А я – Эд. По-настоящему Эдвард, конечно. Мне так и нравится больше, но что поделаешь: каждый кличет Эдом.

– Значит, Эд.

– Пойдем?