Девяносто третий год

Говэн успел заметить среди беспорядочного бегства какого-то храброго, ловкого и сильного человека, который прикрывал бегство других, но сам и не думал бежать. Крестьянин этот энергично действовал ружьем, стреляя и отбиваясь прикладом, который, наконец, и сломал; тогда он схватил в одну руку пистолет, а в другую – саблю. Все боялись подступиться к нему. Вдруг Говэн заметил, что он зашатался и прислонился к одному из столбов. Он, очевидно, был только что ранен, но не выпускал из рук своей сабли и своего пистолета. Говэн взял свою шпагу подмышку, направился к нему и сказал:

– Сдавайся!

Человек этот пристально взглянул на него. Из-под его одежды сочилась кровь, которая образовала уже порядочную лужу у его ног.

– Ты мой пленник, – продолжал Говэн.

Вандеец продолжал молчать.

– Как тебя звать?

– Мое прозвище «Пляска Тени», – ответил раненый.

– Ты молодец, – проговорил Говэн и протянул ему руку.

– Да здравствует король! – громко воскликнул вандеец и, собрав последние свои силы, разом поднял обе свои руки, выстрелил в Говэна из пистолета и ударил его по голове саблей.

Он сделал все это с быстротою тигра; но кто-то оказался еще быстрее его. Это был всадник, прибывший несколько минут тому назад и на которого до сих пор никто не обратил внимания. Человек этот, увидев, что вандеец поднимает на Говэна саблю и пистолет, бросился между ними. Не будь его – Говэн был бы убит. Пуля попала в лошадь всадника, а сабельный удар в него самого, и оба они упали. Все это произошло среди полнейшей тишины. Вандеец, с своей стороны, повалился на мостовую. Сабельный удар пришелся всаднику поперек лица; он без чувств упал вместе с лошадью, которая оказалась убитой наповал.

– Кто бы мог быть этот человек? – проговорил Говэн, приближаясь к распростертому на мостовой всаднику и всматриваясь в него. Но все лицо всадника было залито кровью, струившейся из раны, так что невозможно было его разглядеть. Видны были только седые волосы.

– Человек этот спас мне жизнь, – продолжал Говэн. – Не знает ли его кто-нибудь из вас?

– Господин полковник, – проговорил один из солдат, – этот человек только что прибыл в город. Я видел, как он въезжал по Понторсонской дороге.

Подошел полковой врач со своими инструментами. Раненый все еще лежал без чувств. Врач осмотрел его и проговорил:

– Рана не опасна. Это пустяки. Только рассечена кожа. Мы наложим ему перевязку, и через неделю он будет на ногах. Сабельный удар, однако, сильный.

Раненый был закутан в плащ, из-под которого виднелись трехцветная перевязь, пара пистолетов и сабля. Его положили на носилки и стали раздевать. Врач велел принести ведро воды и обмыть рану. Скоро можно было различить черты его лица. Говэн всматривался в него с напряженным вниманием.

– Нет ли при нем каких-нибудь бумаг? – спросил он.

Врач ощупал боковой карман и вынул из него бумажник, который и подал Говэну. Тем временем раненый, которого освежила холодная вода, начал приходить в себя, и веки его стали подергиваться.

Говэн начал рассматривать бумажник. Он нашел в нем сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и прочел:

«Комитет общественного спасения. Гражданин Симурдэн»…

– Симурдэн! – воскликнул он.

Этот возглас заставил раненого открыть глаза.

– Как! Симурдэн! Это вы! – твердил Говэн. – Во второй раз вы спасаете мне жизнь.

Симурдэн взглянул на Говэна, и его окровавленное лицо озарилось радостной улыбкой.

Говэн опустился на колени перед раненым и воскликнул:

– Мой учитель!

– Твой отец, – проговорил Симурдэн.

V. Капля холодной воды

Они не видались в течение многих лет, но сердцем никогда не расставались. Они сразу же узнали друг друга, как будто расстались не далее как вчера.

В здании Дольской ратуши был устроен походный лазарет. Симурдэна положили на кровать в небольшой комнатке, смежной с большой залой, превращенной в общую палату для раненых. Врач, зашив рубец, объявил, что Симурдэн нуждается в покое, и тем положил конец взаимным излияниям чувств; к тому же Говэну необходимо было сделать распоряжения, обусловленные его должностью. Симурдэн остался один; но он не спал, охваченный лихорадкой от раны и волнением от радости.