Потом я вновь отправился по следу и быстро нагнал его. Он несся, словно его преследовал сам дьявол, и так оно и было. Не произнося ни слова, я выбил его из седла. Он обнажил клинок, но свой я доставать не стал. А потом забросил его изломанное тело на высокий дуб. И когда оглянулся, воронье уже слетелось на пир.
Все кольца, браслеты и заколки вернул я ей, а потом покрыл тело дерном. Прощай, Лоррейн. Все, чем ты была и хотела быть, окончилось. Недолгим вышло наше знакомство. И рассказ мой о том, как в стране, что звалась Лоррейн, я встретил женщину по имени Лоррейн, закончен… В нем отражена вся моя жизнь, ибо я – принц Амбера, а значит, часть и соучастник всякого зла, что творится в мире; именно потому, когда я говорю о совести, кто-то внутри меня отвечает: «Ха!» В зеркалах многих суждений руки мои обагрены кровью. Я часть зла, царящего в мире и в Тени. Иногда я воображаю себя злом, которое существует, чтобы бороться с иным злом. Я уничтожаю всех мелкиных, каких только повстречаю, и в тот Великий день, который предрекают пророки и в который они вовсе не верят, в тот день, когда мир будет полностью очищен от скверны, я тоже кану во тьму, глотая проклятия. Возможно, это случится и раньше, как я теперь предвижу. Но как бы там ни было – до того дня не умою я рук своих и не останутся они праздными.
Повернув лошадь, я отправился назад, в Твердыню Ганелона. Который все это знал, но никогда не поймет.
Глава четвертая
Вскачь по странным и диким путям, что вели к Авалону, ехали мы с Ганелоном; по кошмарным и дивным долинам, под медной ладьей солнца[106]
и раскаленными добела островами ночи, которые обращались в золотые и алмазные блестки, а луна плыла меж ними, как лебедь. День вострубил весенней зеленью, мы пересекли могучую реку, а горы впереди еще источали хлад ночи. Я выпустил стрелу своих желаний в грудь полуночи, и, загоревшись, она метеором прожгла себе путь на север. Единственный попавшийся нам по дороге дракон оказался хромым и, едва завидев нас, попыхивая дымом, заковылял в сторону, испепеляя дыханием маргаритки. Стаи ярких птиц стрелками указывали нам путь, звонкое эхо от хрустальных озер повторяло наши слова. Я ехал и пел, а чуть погодя начал подпевать мне и Ганелон. Так мы ехали целую неделю; небо и ветер – все указывало на то, что Авалон теперь близок.Когда солнце скользнуло за скалы, а день ушел в небытие, мы заночевали в лесу у озера. Я отправился искупаться, Ганелон же занялся нашим снаряжением. Прохладная вода не отпускала. И я плескался в ней, не думая о времени.
Кажется, мне послышалось, что в лесу кто-то крикнул, но уверенности не было. Лес и без того был странным, и меня мало интересовало, что там в нем творится. Все же я быстро оделся и поспешил назад в лагерь.
Подойдя поближе, я вновь услышал визг и мольбы и понял, что беседа уже в полном разгаре.
Я вышел на выбранную нами поляну. Вокруг было разбросано снаряжение и приготовленный для костра хворост.
Ганелон сидел на корточках под дубом. С одной из ветвей свисал человек.
Молодой, светловолосый и светлокожий – сказать что-нибудь поточнее было трудно. Не так уж просто составить четкое первое впечатление о человеке, когда тот подвешен вниз головой в нескольких футах над землей. Руки его были связаны за спиной, а подвесили парня за лодыжку правой ноги[107]
.Он говорил, кратко и торопливо отвечая на вопросы Ганелона. Его лицо было забрызгано слюной и покрыто каплями пота. Он не висел мешком, а раскачивался взад и вперед. На щеке его была ссадина, спереди на рубашке краснели свежие пятна крови.
Я остановился, решив пока не вмешиваться и понаблюдать. Без причины Ганелон не стал бы трудиться, симпатией к этому типу с первого взгляда я тоже не проникся. Что бы ни заставило Ганелона прибегнуть к подобному способу беседы, результаты допроса были интересны и мне. Кстати, так я мог узнать кое-что и о Ганелоне, моем нынешнем союзнике. А несколько минут вверх ногами едва ли серьезно повредят молодцу.
Когда амплитуда раскачиваний понемногу уменьшилась, Ганелон ткнул пленника острием клинка в грудину и качнул посильнее. Кожа при этом лопнула, на рубахе появилось новое красное пятно. Мальчишка вскрикнул – по сложению стало понятно, что это юнец. Ганелон выставил клинок вперед, чтобы тело на обратном взмахе непременно наткнулось на острие, но в последний момент отдернул его, а мальчишка извивался и кричал:
– Ну пожалуйста!
– Дальше! – приказал Ганелон. – Выкладывай все до конца!
– Клянусь, это все! – вскричал тот. – Больше я ничего не знаю.
– Почему?
– Они пронеслись мимо меня! Я ничего не видел!
– А почему ты не отправился следом?
– Они были верхом, я – нет.
– А почему ты не последовал за ними пешком?
– Я был оглушен.
– Оглушен? Да ты струсил! Дезертировал!
– Нет!
Ганелон снова выставил клинок вперед и вовремя убрал его обратно.
– Нет! – закричал юнец.
Ганелон опять повторил свое движение.
– Да! – взвизгнул мальчишка. – Я испугался!
– И ты убежал?
– Да! Убежал! И с тех пор все бегу!
– И ты не знаешь ничего о том, как потом обернулись дела?
– Нет!
– Ты лжешь!