Девять жизней Дьюи. Наследники кота из библиотеки, который потряс весь мир

Для Линды Флорал-Парк был уютным, утопающим в зелени уголком в духе иллюстраций Нормана Рокуэлла, буквально в двух шагах от беспорядочного нагромождения домов остального Куинса. Правда, приходилось ехать миль тридцать, чтобы обогнуть громадный Нью-Йорк, зато здесь, со всех сторон окруженный шумными магистралями и многонаселенными домами, расположился тихий заповедный оазис типичного городка среднезападной Америки. Здесь на лужайках собирались жители квартала и под музыку по «Лайт FM» покупали хот-доги, а дети катались на велосипедах. Здесь она могла украсить дверь своего дома нарядным венком и возиться с цветами на клумбах. В конце проспекта Флорал находилось величественное здание школы, построенное еще в первом десятилетии XX века. На окраине района, за небольшим леском, где обитали многочисленные птичьи семейства, расположился ипподром Бельмонт-Парк, где ежегодно проходили знаменитые скачки «Бельмонт Стейке». Летом в выходные крики комментаторов заглушались стрекотом газонокосилок и звонкими ударами по мячу игроков в баскетбол.

На перекрестке проспектов Честнут и Флора, в квартале от дома Линды, находилась станция Беллроуз железной дороги Лонг-Айленда. Оттуда было всего пятнадцать минут езды до вокзала Гранд Сентрал, но Линда редко ездила в Сити, иногда раз в год, чтобы посмотреть на Бродвее заинтересовавшее ее шоу. Многие ее друзья, в том числе те, кто когда-то катал маленькую Линду в детской коляске по Бейсайду, теперь тоже жили здесь, рядом. Они выросли в Куинсе, а потом перебрались сюда, где было тише, больше воздуха и зелени. И здесь воссоздали обстановку любви и помощи, в какой жила Линда прежде. Она уехала недалеко, во всяком случае по географическим понятиям. Ведь круг в сто миль, где район Куинс встречается с Лонг-Айлендом, был родным для Линды. И она была счастлива обнаружить свой маленький кусочек Америки в его центре.

А вот Дженни вовсе не радовалась переезду. До двадцати трех лет прожила с мамой в доме, где выросла, и ни за что не хотела его покидать. Она отказалась собирать даже туалетные принадлежности, и Линде пришлось попросить упаковать ее вещи рабочих, которые их перевозили.

Хлоя и Куки вели себя еще хуже, особенно Куки, обладавшая способностью выражать свои мысли, желания и настроения всеми доступными ей средствами – толкала человека, садилась ему на ступни, хватала за ноги и, главное, мяукала на все лады. Различная интонация, тональность и длительность этих голосовых сигналов отлично передавали ее радость или недовольство, просьбу или даже требование. Порой, когда дело касалось брокколи-рейба, она мяукала так тоненько и жалобно, что у нее получалось «Мама!». Линда считала, что это ей только кажется, но, когда мяуканье Куки доводилось услышать ее друзьям, они приходили в изумление.

– Она сказала «мама»? – недоверчиво спрашивали они.

– Просто у нее выходит очень похоже, – краснея от гордости, отвечала Линда.

Но как только Линда принялась готовиться к переезду, Куки стала буквально кричать на нее.

А в день переезда Куки замолчала и куда-то спряталась, не желая покидать этот дом. Линде понадобилось несколько часов, чтобы найти обеих кошек и запихнуть их в корзину-переноску. Куки пришла в такое исступление, что билась о прутья дверцы, пытаясь вырваться наружу. До Флорал-Парка было всего двадцать минут езды, но Куки успела до крови разбить кончик носа. От сознания своей вины Линда не в силах была смотреть на нее.

Когда она, приехав в новый дом, открыла дверцу переноски, кошки и не подумали к ней приласкаться, а со всех ног бросились вверх по лестнице и спрятались под кроватью. Дженнифер освоилась быстро – уже через два дня у нее появились новые друзья, и на новом месте она чувствовала себя как дома. Но Хлоя и Куки первое время выходили из-под кровати только по нужде. Когда Линда пыталась выманить их, Хлоя забивалась в самый дальний угол, а Куки делала к ней пару шагов и жалобно мяукала. И так продолжалось целых три месяца.