Девятое имя Кардинены

— Абсолютно то же современники приписывали нойону Тэмучжину, а он стал крупнейшим политическим деятелем и создал такую армию, что равной ей не было в мире, — отпарировал тихий, дребезжащий, но въедливый голосок. Прочие заволновались: видимо, это восхваление их чем-то задело.

— Тише! Перейдем к ее религиозности.

— В равной мере держит прямо Коран, Тору и Евангелие, а вероисповедание меняет периодически — в зависимости от того, какое Писание из трех читает сейчас.

— Как с физическим развитием — в норме?

— О, я думаю, этот вопрос и поднимать не стоило, — отозвалась женщина под самым локтем Танеиды. — Дня два уже как первый клинок Динана и наследница покойного Тейнрелла.

Они перебрасывались ею как теннисным мячиком — едва успевала следить за репликами.

— С добродетелями покончено. Перейдем к порокам. Что там за ней числится?

— Стремление в любой ситуации быть равной самой себе — как ибсеновский Бранд. И платить за это любую цену.

— Честность до упора, вопреки разуму.

— Болезненная совестливость: отвечает самой собою за чужие грехи.

— Самоуверенность. Одному тюремному врачишке пообещала легкую смерть от своей руки, будучи наполовину сама на том свете. И, думаете, сдержала слово? Как бы не так!

Танеида похолодела. Об этом и Локи не догадывался. Сам врач был из них? Не может быть. Проговорился? Но зачем…

— Послушайте! Это нечестно. Вы меня насквозь высвечиваете, а я даже ваших лиц не знаю.

— Выключатель за вашей спиной. Мы ведь нынче при электричестве, Денгиль солнечную батарею придумал во всю крышу. Видали, как блестит?

Танеида не оборачиваясь, ощупывала косяк.

— Погодите! — остановил ее мягкий женский голос. — По всем канонам мы должны были снимать маски перед вами поодиночке — не здесь, а там, в Зале Тергов. Но мы решили, что с вас и так довольно помпезности. Поэтому примите нас всех такими, как мы есть, и сразу. Ну же, давайте свет!

Танеида нашла, наконец, кнопку, надавила и вернулась на свое место, стараясь не суетиться и прикрыв глаза, чтобы разглядеть каждого из них по отдельности.

Они сидели за большим столом, загроможденным парадной посудой и бумагами — все девять.

Имран, блистательный публицист и политический обозреватель, одним из первых, еще до официальных высылок, уехавший за границу;

Хорт, провинциальный терапевт из эркской глубинки и, по отзыву ее доктора Линни, великолепный нейрохирург — ей показали его на одном из негромких медицинских конгрессов;

Сейхр, литератор и историк, эмигрант и автор ее любимой книги о Чингисхане;

Керг, адвокат, которого издавна прозвали «борец за неправое дело»: до революции он все защищал таких левых, как она, а после нее — кэлангов, которых пытались сделать военными преступниками;

Маллор, тот самый громогласный вояка — вот он, значит, с кем;

Шегельд, наставник в теософских премудростях, с вечно дымящейся трубкой в руке;

Эррата, танцовщица на все времена;

и Диамис, ее милая вечнозеленая Диамис!

А в центре, к дальнем конце комнаты — Карен Лино, пропащая душа, мусульманин с немусульманским имечком, о котором никто не слышал после конца войны. Совсем облысел и пуще прежнего похож на буддийского ламу — такой важный! Созвездие лиц, знакомых ей и полузнакомых — но сейчас, когда они собрались вместе, видно, что они в равной степени отмечены незаурядностью. Умом. Талантом. Душевной свободой.

— Она думала, легены — эпические герои или мудрецы с бородами до полу, — прокомментировал Керг ее молчание. — А мы только люди, которые в действительности значат больше, чем регламентирует их официальное положение, а делают еще больше, чем значат.

— Дайте человеку, наконец, поесть, — вмешалась Диамис. — Пастурма ведь имеется еще на кухне? И салат из репы импортной.

— А теперь к делу, — заявил чуть погодя Карен, как старший здесь. — Сразу предупреждаю: Денгилю ни намека. О чем он, такой умный, догадался — пусть догадывается.

— То, что вы делаете в стране — уравновешиваете правительственное влияние — целиком в наших интересах, — продолжал он. — Поэтому мы с самого начала и дали вам силт как знак оберега и содействия. Камень в нем, розовый алмаз, — не столько ваш портрет, сколько символ вашего права на ту целокупность знания, которым располагает Братство Зеркала. Этим последним правом вы, по сути, еще активно не пользовались. Кроме того, пора вам знать: если вы откроете свой перстень, вам подчинится любой из Оддисены. Но это дозволено делать только в крайнем случае.

— Вы что же — хотите сделать из меня легена?

— Нет. Во-первых, наше число ограничено традицией. Нас бывает и двенадцать, но это в случае настоятельной необходимости, критических условий и прочего. Во-вторых, мы прошли через все круги и каждый раз заново связывали себя клятвой. Для вас же мы хотим, чтобы ваша воля была свободна и ничем не ограничена, кроме вашей совести. Есть только одно место в Братстве Зеркала, которое удовлетворяет этим условиям. Магистр.

Он подошел к Танеиде и, как прежде Диамис, открыл ей кольцо.

— Это ведь магистерский алмаз. И огранка не так уж прихотлива, а ведь сколько в нем сияния!

— Но… это не для меня. Я не хотела властвовать.