Девиация. Часть первая «Майя»

– Люди неразумны, мнят, что свободу им капитализм принесёт, как в западных странах, – продолжил, жалостливо глядя на меня, будто прощаясь. – А эти страны уже давно отравило служение мамоне, окончательно погубило в людях всё человеческое. Они там меряются богатством и роскошью, но в том и беда – кто гнуснее из них, кто лицемернее, кто сумеет ближнего обобрать – тот успешнее. Такой подлый закон Евиных детей. Но чёрт с ними. Я своё отжил, а потомков жалко, которым придётся маяться в гнилостном болоте, которое расплещется по нашей земле.

Говорили с дедом до сумерек, но уже о мамке, о делах семейных. Поужинали. Спали вместе на печи – ночи ещё холодные.

Утром, когда прощались, Дед протянул мне большую шкатулку, величиной как две буханки формового хлеба, обитую бурой кожей, потертой от времени, с медной пряжкой на ремешке вместо замка.

– Мой Инструмент. Мне уже без надобности, а тебе пригодиться. Он очищен и готов принять новое Имя. У тебя есть второе Имя? Помнишь, рассказывал?

Я кивнул. У меня было второе Имя.

Дед распрямился, будто вырос. Змея во мне шелохнулась, почувствовала Силу.

– Нет больше образов, заклинаний, намерений, – торжественно, нараспев проговорил дед. – Передаю ТЕБЯ по ДОБРОЙ ВОЛЕ для служения СЕРАФИМУ. Таково моё слово. Да будет так!

Я протянул руки, принял шкатулку. Думал – тяжелая, оказалась полупустой. Внутри шерхотнуло, глухо звякнул метал. Догадался, ЧТО передал мне Дед. Так буднично и просто.

– Когда станет надобность, очистишь солью, водой и ладаном, наречёшь своим Именем. Нужные слова в Книге. Знаешь, где искать?

Опять кивнул. Дед не раз говорил о том.

– Только явной несправедливости и зла не твори. Лучше погибнуть, чем кривду в мир принести – её и так здесь хватает. Инструменту третий век пошёл, я тебе рассказывал: мне он от деда достался, а тому – от его деда. Но ни разу во зло не пущен. НИ РАЗУ! Не оборви эту нить… На, заверни, – дед подал лоскут мешковины. – В ней сохраняй, подальше от людских очей.

Я завернул шкатулку, положил в большой пластиковый пакет.

– Ступай. Но помни: в назначенный час пойди за сердцем по указке Хранительницы. Тогда сложится.

– Пойду.

– И ещё… – дед заглянул мне в глаза. – Никому не верь. Ни авторитетам, ни доброжелателям, ни советчикам. Особенно тем, кто вопит о всеобщем счастье, и готов вести тебя к нему. Нет всеобщего счастья – у каждого оно своё. Не верь им. И мне не верь. Потому что моя Истина – это МОЯ Истина. Отыщи свою, выстрадай. А когда постигнешь СВОЮ Истину, то не навязывай её другим. Это лишь твоя Истина, выстраданная, чтобы принять её – нужно прожить твою жизнь.

Я не сдержался, подступил к деду, обнял за сухонькие плечи. Троекратно расцеловал.

– Спасибо.

– Иди, – дед похлопал меня по спине. – Пусть тебя Истинный Бог бережёт.

Я повернулся, зашагал по тропинке. Хотел обернуться, помахать рукой. Не обернулся. Пересилил комок, подступивший к горлу и колючие слезинки, которые пробивались в уголках глаз. Я почувствовал и понял дедово прощание.

Лесом прошёл до трассы. Сердце болело долгой-долгой разлукой с дедом, однако на душе стало легко и спокойно.

Я не был уверен, взаправду ли случился наш разговор, или его придумал, поддавшись очарованию магической реальности зелёного мира. Но под сердцем чувствовалась упругая сила Хранительницы, а в пакете позвякивал Инструмент – видимо случилось наяву.

Потому я знал, как поступить с духовной семинарией. А ещё знал, что не смогу во всём следовать дедовым советам, потому как должен пройти предназначенный путь, переболеть, отстрадать и стать собой.

Отца Гавриила больше не навещал. Вместо подготовки к духовной семинарии, начал повторять призабытую историю. Летом восстановился в институте, на заочную форму – не хотел мамку оставлять да из Городка вырываться.

Деда больше живым не видел. В конце лета он умер, в одиночестве, в лесу. В ночь смерти во сне пришёл, поведал, что уходит, но не оставит, будет оберегать и следить за судьбой дочери и внука из Небесных чертогов.

Похоронили Деда по завещанию, там, где жил – в лесу, на поляне меж трёх дубов.

Глава десятая

Вечер 23 ноября 1991, Городок

К Городку добрался под вечер. Дорожные воспоминания полуторагодовой давности разбередили сердце, щемили сожалением, смутной печалью.

Особенно горчила смерть деда, которого мне так не хватало. Не шли из головы его откровения о Лилит, дарованной Змее, Люцифере, прочих сказочных персонажах, а ещё переданный хлам, названный магическим Инструментом, который я запрятал в кладовке, подальше от посторонних очей.

Гном недоверчиво хмурился, подленько нашёптывал, что дед у меня был замечательным, но старику перевалило за восемьдесят, и мало ли какие бредни могли заполонить его рассудок.

В дедовы откровения верил и не верил. Но молчал. Расскажи кому, даже Юрке – пальцем у виска покрутит. Самое удивительное, что Хранительница не откликалась на мои сомнения, будто они её не касались.