Девятьсот семнадцатый

Вот один с раздробленной кистью левой руки напрягал усилие, чтобы стрелять одной правой рукой. Вот другой, с лицом, превращенным в кусок алого мяса, захлебываясь, хрипло кричал:

— Даешь, за советы!

Вон женщина, подобрав раненого подростка, шла вместе с ним назад, и белый головной платок ее краснел оранжевыми пятнами. Там старик — с выбитым глазом, из которого вместо слез лились рубиновые струи, здесь — полный силы рабочий, как видно маляр, в испачканном красном фартуке, обессилев, ползет на четвереньках, но стреляя вперед, стараясь не отстать от боевых товарищей.

На секунду задержался Щеткин. Оглядел площадь, на которой шло сражение. Точно море в свирепую бурю, волновалась она черными волнами рабочих масс, бесстрашных, полных волн к победе. И какими жалкими в этот миг показались ему перекатистые трели винтовок и пулеметов. Что они перед этой непобедимой массой — не больше как стакан воды на извергающийся вулкан!

— Вперед!

— Братцы, напирай!

— Ура, за свою власть!

— За советы!

— Смерть врагам, смерть юнкерам!

— Уррра! У-р-р-р-а!

Трат-та-та-та! Бух-ух! — гневно взрывались ручные бомбы.

— Ура, ура — вперед!

Тра-та-та…

Щеткин, вместе с каким-то горбатым стариком в очках, отбил у юнкеров пулемет и засыпал фланги врага знойным градом пуль.

Враг поспешно трусливо бежал.

* * *

В комнате, где выдавали рабочим оружие, Щеткин заметил странного, одетого в отрепья, человека. Напуганное, с бегающими глазами, запачканное в сажу лицо его сразу приковало внимание Щеткина.

«Что-то неладное», — подумал он. Подошел к оборванцу и спросил:

— Что нужно? Кто есть ты?

— Я из рабочей дружины, за оружием.

— Ишь, измазался — словно трубочист. Давай мандат.

— Извольте.

— Что, что? — вскричал удивленный Щеткин. — Моего отряда? Врешь, гад!

Оборвыш выхватил револьвер, но стоявшие возле солдаты тут же обезоружили его.

— Вот ты какой дружинник! Говори, откуда достал мандат?

— Отобрал у рабочего.

— И за оружием? Или еще за чем? Шпионить? Товарищи, осторожней выдавайте оружие и глядите в оба. Видите, к нам провокаторы из офицеров идут.

— Куда его? — спросили солдаты.

— Не знаете? Учить нужно!

* * *

У Кворцова в кабинете непрерывно трещит телефон.

— Товарищ Щеткин, — звонили с фронта. — Отряд рабочей молодежи без командира. Бери мандат да езжай.

— Хорошо.

— Стой-ка!.. Кто это?

В комнату ворвался запыхавшийся солдат. Лицо его было в грязи.

— Это я. Что, не узнал? Своих уполномоченных не узнаешь?

— Эк тебя разукрасило. А где Друй?

— И матросы, и шофер убиты. Под автомобиль была брошена бомба.

— Как казаки? По телефону не разобрал.

— Согласились, нейтралитет подписали.

— Отлично.

— Нужно будет — казаки помогут.

— Хорошо. Отдохни минутку и ступай.

— Куда?

— В третий отряд. Там особенно напряженная обстановка.

* * *

Автомобиль остановился за углом. К Щеткину подбежали два вооруженных подростка.

— Кто такой? Руки вверх!

— Свой. К вам в командиры.

— Вот это дело. А в автомобиль раненых можно?

— Валяйте. А где юнкера?

— Вон в том доме. У них два пулемета на крыше.

— Наплевать — сейчас заберем пулеметы.

Щеткин выбежал на улицу под свинцовый град пуль. Пи-у! Пи-у, пи-у! — насвистывали пули песнь о смерти.

— Наплевать, — снова сказал Щеткин и крикнул так громко, что его голос услышали все дружинники, попрятавшиеся за баррикады и ворота:

— Товарищи, вперед!

На его призыв первой откликнулась русоволосая девушка.

«Ишь ты, храбрая», — подумал Щеткин.

Девушка подбежала к нему и тоже закричала, повернувшись к своим: «Товарищи… А ну-ка, к нам!»

Тут уже весь отряд, не соблюдая никаких военных правил, бросился бегом за Щеткиным.

Юнкера превратили трехэтажный дом в крепость. С крыш били пулеметы. Изо всех окон и балконов стреляли, бросали бомбы. Дружинники силой выломали дверь подъезда. Восемь юнкеров, оказавших им сопротивление, были тут же на месте уничтожены.

Терпя сильный урон, отряд дружинников с беззаветной отвагой отвоевывал одну комнату за другой, этаж за этажом.

Распоряжаясь, стреляя, появляясь в самых опасных местах боя, Щеткин видел возле себя все ту же русоволосую девушку. Она, казалось, взяла на себя обязанность оберегать командира. И верно, три раза, когда неминуемая смерть уже распускала над Щеткиным свои ледяные крылья, она выручала его то криком, то удачным выстрелом, то неожиданным толчком.

Щеткин в пылу битвы забывал о ней, но она снова и снова вырастала то здесь, то там возле него, напоминая о себе.

Наконец в руках юнкеров остались только чердак и крыша. Но каждый раз, когда молодые дружинники лавиной бросались к лестнице, ведущей на чердак, юнкера осыпали их сверху ливнями пуль и заставляли отступать. Щеткин не знал, что делать.

— Товарищ командир, — услышал он возле себя голос девушки. — Не будем рисковать. Много наших гибнет. А пули и так пробьют потолок. Давайте стрелять в них снизу.

Щеткин сразу согласился с ее предложением. Дружина тут же открыла отчаянную пальбу в потолок. Кусками отбивалась штукатурка. Непрерывный грохот стоял в помещении.