Девятьсот восемьдесят восьмой

— Ну, не сама же по себе стрела в вашего друга прилетела, верно? Тати повадились на наши края набеги делать. Дружина у них небольшая, но умелая. Караулят путников, нападают на них, многих убивают, если им сопротивление оказывать. Помнишь братца моего, Макара? Нет его больше.

Грустно вздохнув, Курьян сделал большой глоток и поморщился — кисло. Тем временем Марсель, вопросительно взглянув на вдруг замолчавшего Тимоху, решил сам вмешаться в разговор.

— Скажи-ка мне, добрый человек, — обратился он к хозяину дома, — это о каких татях ты говоришь? И сколько их всего?

— Ох, а я думал, ты по-нашему не понимаешь, — удивился Тимоха, поперхнувшись от неожиданности.

— Понимает, понимает, — Курьян успокоил кума. — Ты не смотри, что он в маске — должность у него такая. А в остальном наш человек. Так что там с татями?

— Ну, что… — задумался мужик. — Сколько их, точно сказать не могу. Ходили разговоры, что это сыночки Тарасовские разошлись, но никто этого точно сказать не может — в лицо их никто не видел. Если это все же они, то их пятеро. Самому младшему, Федору, должно быть сейчас лет восемнадцать, самому старшему — под тридцать.

— Так вы что, ни разу не видели тех, кто на вас нападает? — удивился Марсель.

— Представь себе, — Тимоха развел руками в стороны. — Они, это поганцы, где-то надраконились стрелять больно уж метко. Многие наши полегли, пытаясь до них добраться. Здесь и раньше-то мужиков не густо было, а теперь — так вообще всего ничего осталось.

— Неужели так много положили? — воскликнул Курьян, грохая кулаком по столу.

— Как видишь. А в последнее время настолько обнаглели, что стали уже и в селище по ночам наведываться. Вроде как к себе домой.

Марсель нервно забарабанил пальцами по столу. Выходит, зря он пожалел того парня — на его совести было много смертей. Но что сделано, то сделано — прошлого не вернешь. Подумав так, историк обратился к хозяину:

— Можешь сказать своим, что они больше могут не бояться.

— С чего это? — удивился мужик.

— Посекли мы их. Скорее всего, разбойничали как раз те самые тарасовские отпрыски, о которых ты только что говорил. Во всяком случае, их было как раз пятеро.

— Ну-ка, ну-ка, — встрепенулся Тимоха. — Расскажи!

— А что рассказывать? Мы их встретили недалеко отсюда, — Курьян ответил вместо Марселя. — Хотели нас ограбить и коней отнять. Может быть, и еще что похуже сотворить. Но не на тех напали!

Покосившись на друга — не против ли? — мужик продолжил свое героическое повествование:

— Нас, знаешь, голыми руками не возьмешь. Пытались они стрелы в нас пускать, но только Мусу зацепили.

— Кого? — не понял Тимоха.

— Ну, того, которого мы привезли. Мусой его зовут. Ты не смотри, что он такой чумазый — крепкий мужик, видный. Мне он сначала не понравился, но ты бы видел, как он здоров своей саблей махать! В общем, не будут больше вас разбойники беспокоить.

— Ты точно говоришь? — не веря внезапно свалившемуся счастью, вскочил на ноги Тимоха. — Не брешешь?

— Чего мне брехать? — оскорбился Курьян. — Да вон они лежат — в лесочке рядом. Можешь сам посмотреть.

— Брат! — Тимоха кинулся к куму и обнял его с таким чувством, что здоровяк даже крякнул от неожиданности. — Спаситель ты наш!

— Ну, не только я, — освобождаясь, смущенно пробормотал Курьян. — Остальные тоже постарались. Немного.

— Да мы же… Ты же… — не найдя нужных слов, Тимоха поднял вверх руки и издал победный вопль. — Эгей! Заживем! Наконец-то. А мы ведь, представляешь, к самому князю отправляли посланцев, но у него сейчас, говорят, своих дел по горло. В общем, так и не дождались от него помощи. А тут вы! Ну, спасибо! Давненько у нас таких радостных вестей не было.

В этот момент дверь приоткрылась, и в избу заглянула женщина, которой недавно доверили Мусу. Бросив на Марселя настороженный взгляд, она обратилась к хозяину:

— Там этот, бесурменин, в себя пришел. Зовет какого-то Кирилла. Хотел встать, так мне пришлось ему пару раз того…

— Чего — того? — нахмурился Тимоха.

— Чего, чего… В зубы дать! — с вызовом отозвалась баба, и Марсель автоматически взглянул на ее руки, которым мог бы позавидовать любой мужик.

— Ты что?! — вскричал Тимоха. — Нашему гостю — да в зубы? Меланья!

— Ладно, — поднялся ученый. — Я Кирилл. Пойду, посмотрю, что там. Ты, Курьян, можешь не ходить. И не болтай лишнего.

Оставив родственников общаться друг с другом, Марсель проследовал за женщиной, которая, идя впереди, постоянно оглядывалась на него, словно опасалась, что он нападет на нее сзади.

— Ты не бойся меня, — мужчина постарался успокоить ее. — Я тебе зла не желаю.

— Вот и хорошо, что не желаешь, целее будешь, — отозвалась баба. — Пришли.

Отступив в сторону, она пропустила Марселя в избу и зашла следом. Муса лежал на толстой соломенной подстилке, а по обе стороны от него стояли его помощники. Судя по вздувшейся губе, ему действительно досталось, и историк с трудом сдержался, чтобы не засмеяться. Мавр бросил на свою няньку недобрый взгляд и, стараясь говорить внятно, несмотря на слабость, произнес:

— Баба меня била. Это нельзя. Оскорбление. Казнят за такое.