Девятый Аркан

И тут мы услышали дикое ржание. Это во все горло гоготал Федор. Мама зыркнула на него, но тот и не подумал успокоиться.

— Казимирка… мамуль, ты называешь его Казимирка… а как еще? Казимирушка, а сокращенно Казя?

— И чего ты так веселишься? Дурачок ты мой! — уже ласково сказала мама. — В Испании нет сокращения имен. Я его зову: «Тú eres mi vida, tú eres mi Felicidad».

На этих словах задремавший в плетеном кресле будущий мамин муж встрепенулся, вскочил и бросился к нашей матери в ноги.

— Что означает — ты моя жизнь, ты мое счастье, — перевела мама, нежно водя пальцами по еще густой, пусть и седой, шевелюре Казимиро.

— Мама, мама! Какая жизнь? Какое счастье? Ты продолжаешь верить в эти глупости?

— Федя, я понимаю, что сейчас у тебя пора разочарований, но не надо уж все мести под одну гребенку.

— Да, Федь, — поддержала я, — любовь может случиться с любым и в любом возрасте.

— Ну-ну! — согласился мой братец и опять рассмеялся.

— Я очень рада, сынок, что у тебя хорошее настроение, а сейчас все же спать. — И мама решительно встала, приглашая всех в дом.

Глава 40

Незнакомка

В окно, через щелочки ставень, старалось протиснуться яркое, игривое испанское солнце. Я потянулась в кровати и не сразу поняла, где это я. События последних дней в Москве, перелет и впечатления от дороги, дома, эмоциональные переживания, похоже, ввели меня в состояние стресса. Пришлось подойти к окну и распахнуть ставни, чтобы точно убедиться, что я на море. Вид меня ошеломил. Передо мной раскинулся синеющий своей глубиной океан. Бурлящие воды у подножия черных магматических скал с шумом разбивались о них, а в лицо мне дул свежий океанский воздух. В голове не пойми откуда прозвучали строчки стихотворения:

«…Жизнь все расставит по местам…Вернутся те, кого не ждали…Вернется все, что мы отдали…И что когда-то дали нам…»

Открыв чемодан, я надела все тот же василькового цвета сарафан, взяла шляпу и спустилась вниз. Дом спал. Тихонечко выйдя из дома, я пошла в сторону океана.

Действительно, застывшая лава, соприкоснувшись с океанскими водами, замерла в причудливом безмолвии. Пейзаж заворожил меня своим незыблемым спокойствием, которое не хотелось нарушать ни лишними движениями, ни какими-либо раздумьями. Я села на камень. Голова была пуста, ветер играл с моими волосами, солнце поднялось над горизонтом, и водная гладь отражала краски просыпающегося города.

«Этот рассвет мне вряд ли когда-нибудь удастся забыть! — подумала я и закрыла глаза. — Эти волны, брызги будто смывают все проблемы, заботы… Что воля, что неволя — все равно…»

Мне казалось, я провела там кучу времени, перебираясь с одного скопления камней на другое, и не могла оторваться от этих волн. Уходить категорически не хотелось. А в одном месте образовалась тихая заводь, куда докатывались лишь отголоски волн, — там на камнях я обнаружила целую колонию крабов, их было по нескольку десятков на каждом: больших и совсем маленьких, красных и серых. При моем приближении большинство разбежались, остались только самые смелые или ленивые. Мое одиночество, мою идиллию нарушила компания немцев. И я начала очень нетолерантно всех их ненавидеть за отнятый у меня кусочек рая.

— Принесла же их нелегкая, — сказала я вслух и стала выбираться по камням наверх.

Но это оказалось гораздо сложнее, чем я себе представляла. Пару раз моя нога соскочила со скользкой, отполированной океанскими волнами поверхности камня. Я непроизвольно вскрикнула, представив себя со сломанной ногой или рукой.

«Этого еще не хватало, испортить себе такую поездку». Мои мысли прервала очередная волна и я с удовольствием вцепилась в протянутую мне пожилым немцем руку.

«Ну все, конец нам с ним! — подумала я, потому что он очень неуверенно стоял на самом краешке большого камня. — Утяну сейчас его за собой в океанскую пучину».

Не тут-то было! Дед оказался силачом и буквально выдернул меня наверх, под аплодисменты всех наблюдающих. Они так искренне радовались моему вызволению, что мне стало стыдно за свое недавнее жлобство.

«В конце концов, океан принадлежит всем людям, птицам, рыбам, а не только мне», — подумала я, поблагодарила немца и пошла в сторону дома.

По дороге мне встретилась похоронная процессия. Следом за гробом, который несли на руках мужчины, шли люди, и в их поток, как ручьи в реку, вливались люди из переулков. Я проводила их взглядом и загрустила. «Тот человек в гробу никогда уже больше не вдохнет океанский воздух, не встретит рассвет, не восхитится закатом и не увидит серых крабиков».