Девки

Он прошел и глубь избушки за занавеску. Там на полу врастяжку спал Бобонин. В головах его лежал винтовочный обрез.

Глава седьмая

Смятение началось с того, что Игнатий Пропадев не вышел плотничать после праздника и совсем исчез из села.

Привычки заявлять в милицию о пропаже человека на селе еще не выработалось, и искали исконными средствами: мужики всех соседних селений были оповещены, что такой-то человек в памяти и здоровом рассудке сгинул с глаз, матери на печаль и бабам на пересуды.

Все волновались, потому что знали — Игнатий к водке привычен, неделю пьет, две пьет, но никогда не сопьется, а непременно придет домой и уж обязательно будет в свое время на работе.

Выпивал Игнатий обычно у Квашенкиной Усти, к которой питал нескрываемо нежное чувство. Частенько заночевывал там на радость ей, попу на горе и себе на веселье.

На этот раз Устя, сама вдосталь перепуганная исчезновением Игнатия, поведала бабам, что Игнатий действительно был у нее под утро. Пришел он в одной рубахе без пояса, с синяком на щеке, постучал в дверь, выпросил полбутылки и удалился.

Парунька снарядила выборных искать его в ближних лесах и оврагах.

Нашли его в Дунькином овражке. Тело Игнатия, засунутое меж двух больших пней, лежало и тени громадной березы. Трава подле Игнатия примята, густо усеяна окурками, яичной скорлупой и очистками от воблы. В стороне громоздилось немалое количество бутылок, виднелись следы неумеренного принятия «горькой».

Малафеиха по усердной просьбе Игнатьевой матери согласилась молитвой привести его к жизни, испросив плату натурой несколько больше обычной, как за безбожника.

На вторые сутки Игнатий открыл глаза к пошевельнулся.

— Это змея? — спросил он, указывая на чтицу.

— Это не змея, а богоугодная старица, — ответила мать в плаче, — тебя, дурака, пьяницу, к жизни молитвой да воздыханием приводит, отгоняет от тебя бесов.

Игнатий закричал, замахал в страхе руками и с той поры стал в полуразуме, телом воспрял, но немощь духа от него не отошла.

Стал Игнатий всех уверять, что змеи его непременно ужалят и погибель принесут. Сидит, сидит, а потом вдруг вскочит и заорет:

— Бегите, спасайтесь, вот они, змеи эти! — и тотчас же бежит к сковороднику, хватает его и острием тычет в пол, глушит невидимую змею.

С той поры соседи боялись заходить к Игнатию. Сельчане одаль обходили его избу. В селе развелись пересуды: одни настаивали, что это колдовство самой Усти, с которой Игнатий любовь давно делит, а в жены не берет, другие опровергали это, говоря, что вовсе не в колдовстве дело, а просто кровь в роду Игнатия такая дурная, что временами мутит ум и душу.

Нашлись и такие, что объясняли фокусы Игнатия брожением алкоголя в его мозгах по «законам химии».

Всякие шли толки, а дни меж тем катились, и, наконец, пришло время, что вернулся Игнатий к плотническому своему делу. Но рассказать про то, где он пропадал и что за эти три дня делал, он никак и никому не хотел.

— Это, говорил он, — вечная тайна и умрет со мной, если люди об этом сами не догадаются. Выдать эту тайну — значит, людей погубить и самому погибнуть в первую очередь ни за что ни про что.

Вскоре слух тревожный пронесся вихрем по селу, что и к попу Израилю прилепилась хворь вроде Пропадевой. Поп ездил с требой в деревеньку Ветошкино, долго оттуда не возвращался, и соседи рассказывали, что он прибыл только ночью на другой день, и в комнатах у него до утра отстаивался свет.

Подряд целую неделю после этого поп не показывался на улицу и даже в ближайшее воскресенье не справлял службу, отговорившись недомоганием. Он призвал членов церковного совета и Малафеиху и о чем-то сокровенно с ними шептался.

Вскоре у Лобановых пропала овца. Карпова жена ноги сбила, искавши овцу по лугам и оврагам, и тут ей совет дали отправиться к бабке Полумарфе в Лиходеевский дол, в котором она теперь обреталась. Бабка Полумарфа дала Анне совет, и овца действительно вернулась, как было указано ею, в третий день, неизвестно откуда взявшись.

В Немытой возвратился интерес к Полумарфе.

Полумарфа была беспоповкой, щепотников и бритоусов недолюбливала. Та сторона района, где Лиходеевский дол, была сплошь кулугурская. В Лиходеевке имелась обитель, и несколько стариц там издавна славились божьей жизнью. Были у них и земли, и леса, но потом земля эта отошла к мужикам, а старицы пристроились чтицами — ходили по богатым кулугурским домам отчитывать покойников и изгонять хворь из людей. Бабка Полумарфа особо прославилась этим. Говорено было, что она поселилась теперь для спасения души в часовне у колодчика.

Часовенку эту выстроили лет пятнадцать назад, когда было объявлено старицами «чудо» — в Лиходеевском долу на сухом месте из-под березы пробился ключ. Беспоповцы тайно ходили ночами к ключу, разрывали его руками, увеличили и отстроили — вбили туда кадку, а сверху положили березовый сруб.