Девочка-беда для Казановы

Желания разговаривать с кем-то у меня разумеется не наблюдалось, но возможно

это что-то срочное…

— Что? — хмуро отозвался я, поворачиваюсь к нему с кислым лицом.

— Кхм, там в общем по телеку…— начал друг как я тотчас же его бесцеремонно

оборвал.

— Ты серьезно? Хочешь поговорить о телевидении? — с сарказмом спросил я,

выгнув одну бровь — Я не в настроении, Глеб.

Я ушел не оборачиваясь, а после, приняв душ, наконец-то сделал то, о чем мечтал

с самого утра… Лег спать.

Утро началось для меня… Нет: не с похмелья, и даже не с девушек (хотя, каюсь,

был бы не против), а с криков. Громких таких, что даже я будучи заядлой соней,

проснулся и нынче хмуро прислушивался к тому, что очевидно происходило внизу.

— Где? Где он‘?

Мое тело напряглось, как только до моего сознания дошло, чей это был голос.

Затем до моего слуха донеслись тяжелые шаги, что полагаю направляли ко мне в

комнату.

«Чем же на сей раз я заслужил папину немилость?» — подумал про себя.

Впрочем, ждать ответа мне долго не пришлось. Отец ворвался в мою комнату. Лицо

его выражало праведный гнев, а жилка на шее нервно подергивалась.

— Спишь, сукин ты сын?! — яростно выплюнул.

От столь красноречивых ругательств, я дернулся, а затем тотчас же слетел с

кровати. Отвечать мне не было нужды. Да и ответа моего, похоже, не требовалось.

— Ты позорище всей нашей семьи! Скажи, чего тебе не хватает?

Его грудь нервно опускалась и поднималась, а я между тем прокручивал все

моменты в уме, где же за вчера мог накосячить. И озарение на меня снизошло.

— Что молчишь?! Думал не узнаю?!

Признаться откровенно, в те моменты я ни о чем не думал, однако произнести это

было себе дороже. Такой поведение отца не редкость, как вы успели заметить…

— Позорище, — оскалился он, а затем потерев переносицу, словно обдумывая

дальнейшие действия раздраженно изрек, — ты в курсе какой сейчас шум

начнется’? Сын будущего губернатора связался со всякой шпаной!!! Уже по всей

каналам транслируют твою непутевую рожу!

Стоп… Что?! Мой ступор был очевиден, и на долю секунду взгляд отца смягчился

будто он вспомнил, что я все еще его сын, а не П0дКИдЬ|Ш.

— Завтра будешь давать интервью. Я обо всем договорился, — властно отчеканил,

и только я было хотел возмутиться как он добавил масла в огонь, — собирай свои

вещи, ты возвращаешься домой!

Это не было вопросом или, на крайний случай, предложением… Нет! И подавно!

Это был приказ.

Порой мне казалось, что отцу вообще не важно жив я или нет. Главное — это

репутация, а еще главнее чтобы она была (и оставалась), безупречна и без единого

пятнышка. Неудивительно что он так взъелся, ведь я на ней не пятнышко посадил,

а напрочь испортил.

— Я не поеду домой, — сдержанно ответил я.

Отец одарил меня недоулыбкой, которая отнюдь не была милой или же хоть

малость приятной, она была угрожающей.

— Ты будешь делать то, что я тебе скажу, — четко и сурово выплюнул, не давая

усомниться ни в едином произнесенном слове. — Довольно! Нанянчился с

тобой, — он на миг замолчал, а затем, протянув руку, требовательно проговорил, —

ключи от машины.

Я опешил и крепко сжав челюсти взял их с прикроватной тумбочки, после чего

вручил отцу.

Уговаривать, плакать и падать на колени я не собирался.

— Теперь ты ездишь, как все нормальные дети, — произнес, особой интонацией

выделяя слово «нормальные».

— Не вернешься домой, заморожу карточки, и ту что мать тебе дала тоже.

Он развернулся, а его последними словами были:

— Водитель заедет через час.

Я был зол. Зол на отца, на себя, на мать, которая сидела в гостиной с нервным

видом. Последний человек, которого я ожидал увидеть в этот неудачно начавшийся

день, была она.

Стоило мне только со своими пожитками переступить порог (с нынешних пор своего

старого нового дома), как она тотчас же подорвалась и принялась лепетать, как ей

жаль, но я не слушал ее. Должно быть, отец позвал маму, дабы та посмотрела на

непутевого отпрыска которого вырастила, по крайней мере это то что мне довелось

краем уха услышать. Я не мог взять в толк, зачем она здесь. Если ей нужно мое

прощение, то так уж и быть, я смилуюсь, только бы она поскорее свалила к своему

хахалю и не мозолила глаза.

— зайдешь ко мне, как освободишься, — вкрадчивым тоном промолвил отец, а

после скрылся из поля зрения.

Я же в свою очередь направился в комнату.

— Сынок! Сыночек! — бормотала маман, между тем помогая мне раскладывать

вещи. — Ты на папу не обижайся, он любит, — запнулась, и опустив глаза в подол

прошептала, — тебя.

Её слова заставили меня фыркнуть. Любовь для него так же чужда, как для меня

политика.

—Ага, как же!

— Папа просто очень переживает, — продолжила, не обращая внимания на мое

саркастическое замечание.

— Он переживает за свою репутацию, а не за меня, — хмуро поправил ее.

— Он не хочет, чтобы у тебя были неприятности, — повернувшись произнесла, а

после положила свою ладонь на мою руку, поглаживая её успокаивающими

движениями.

Я долю секунды позволил себе насладиться моментом. Воспоминания с дикой

скоростью пронеслись перед моими глазами. Прежде мама часто клала свою

хрупкую ладошку на мою и гладила, тихо напевая. Это всегда помогало, однако

сейчас это приносило одну боль.