Девочка. Девушка. Женщина (СИ)

Отложив приборы, я принялась торопливо рассказывать о ситуации, с которой столкнулась мать. Вершинин внимательно слушал, чуть наклонив голову к плечу. Взгляд у него был острый, как скальпель. Пронизывающий до костей. Мне под ним почему-то казалось, что он совершенно не верит в мамину невиновность. И от этого я под конец окончательно разнервничалась.

— Есения, ты, пожалуйста, ешь.

Я послушно стала накручивать макароны на вилку.

— Вы мне не верите…

— Это не имеет значения. Я…

— Я сделаю все что угодно. На все соглашусь, — выпалила, зажмурившись. Сердце как ненормальное колотилось в ушах и горле, страх накатывал. Вершинин был моей последней надеждой. Моей и маминой. Я не могла ее не оправдать, понимаете? Я уже не оправдала ожиданий в профессии, и тут… Тут не могла облажаться. — Пожалуйста, Артур. Помоги.

Взглянуть на него в тот момент я не нашла в себе сил. Но, даже устремив взгляд на стол, было сложно не заметить, что он в ярости — до того сжались его руки на приборах.

— Пожалуйста.

Я больше ничего не смогла из себя выдавить. Закончились силы. Он тоже ничего не сказал. Обед продолжался в молчании. Я ела, не чувствуя вкуса, потому что он так велел. Он ел и пил. Пил много, в какой-то момент принеся на стол из встроенного в стенку бара бутылку коньяка.

— Артур…

— Поела? Я позвоню Петровичу. Он тебя отвезет, — опираясь распластанной ладонью на стол, Вершинин начал подниматься из-за стола, и тут на меня что-то нашло, не иначе.

— Помогите. Ну что вам стоит? Она ни в чем не виновата! Должно же быть в вас хоть какое-то сочувствие. Вы же сами сидели! А она женщина… Еще молодая совсем. Ваша ровесница почти, — частила я, впиваясь короткими ногтями в его загоревшую почти дочерна руку.

— Езжай домой, Есения. Все будет хорошо.

Спокойный тон ему давался не без труда, но это я уже потом поняла, когда собственная истерика схлынула.

— Но…

Вершинин осторожно разжал мои пальцы и, приложив трубку к уху, отошел к панорамному окну, из которого открывался отличный вид на вулкан. Я смотрела на его широкие гордо расправленные плечи, я вслушивалась в слова (он велел водителю отвезти меня, куда скажу) и захлебывалась ужасом, совершенно не сравнимым с тем, что меня охватывал, когда я думала о счете, который он мог бы мне предъявить.

— Семен, проводи мою гостью к машине.

— Артур Станиславович! Артур, но…

— Все будет хорошо, Есения. Я же сказал. Сейчас мне нужно поработать.

Мне хотелось заорать — какое, мать его, хорошо?! Но я лишь всхлипнула обреченно и пошла вслед за вершининским помощником. И слава богу, что по балетной привычке шла с гордо выпрямленной спиной, и вздрогнула лишь однажды, когда в закрывшуюся за мной дверь прилетело что-то тяжелое и разбилось.

Глава 3.1

Чуть более чем за год до основных событий.

А потом грянул гром…

Я изо всех сил вцепился в дубовую столешницу стола, чтобы не побежать за ней следом. Процедил воздух сквозь зубы, опустил взгляд и к херам разгромил все, что на нем стояло. На пол посыпались бокалы и тарелки. Ваза разбилась. Трупы цветов со сломанными хребтами разметало по паркету.

— Охренеть. И что я пропустил? — присвистнул, влетая кабанчиком в кабинет, мой друг и правая рука.

— Ничего.

— Да? — ухмыльнулся Слава. — А я, кажись, твою фифу видел. Ты че, Верх, опять по ней угораешь? Вроде же отпустило?

— Отъебись, — обрубил я, отворачиваясь к окну. Тайфун, которым нас пугали весь день, видно, таки случился. Ветер налетел с новой силой, бросил в окно дождь, захлестал с таким отчаянием, что казалось, стекло не выдержит и оплавится. Снаружи разыгралась страшная непогода. И что-то такое же страшное для меня самого, для Есении… разгулялось внутри. То, что я в себе который год давил! Давил, понимая, как неправильно будет взять ее только потому, что могу себе это позволить.

Ч-черт. Это ж надо было так вляпаться в эту девочку… Кто бы мне сказал, когда мы с ней в первый раз встретились, что эта мелочь так меня, взрослого мужика, скрутит? А я тот вечер помню, как будто это было вчера. Стоит зажмуриться, и перед глазами встанут события семнадцатилетней давности:

— Может, ну его, а? Бабла отлистаем, и в путь. Ну, на кой мне эта самодеятельность? — ныл я, с тоской пялясь на вывеску школы.

— Слушай, Верх, я не пойму. Ты же хотел, чтобы тебя все зауважали на острове?