Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф

Когда мы поднялись на один лестничный марш и вошли в переднюю, я сразу узнала и вешалку, и шляпную полку, и галошницу, какими пользовалась пять лет назад, и разместила свои вещи точь-в-точь как тогда. И от этого словно бы почувствовала себя уютнее, не совсем уж чужой.

Затем я и в квартире тоже все прекрасно узнала, хотя мне показалось, что здесь куда изысканнее и солиднее, чем сохранила моя память.

Из передней входишь в столовую, из столовой — в гостиную, из гостиной — в спальню, а оттуда — в детскую. По другую сторону столовой расположен дядин кабинет, а из передней можно попасть также в кухню, в комнату прислуги, в кладовую и гардеробную. У тети с дядей действительно превосходная большая квартира, никак не годится чувствовать себя здесь неуютно. В гостиной, в спальне и в дядином кабинете весь пол устлан коврами, а на стенах — красивые писанные маслом картины. Обои всюду целехонькие и ничуть не выцветшие, гардины так накрахмалены и отглажены, будто их повесили только вчера, на потолках — изящная лепнина. Книги расставлены в полированных шкафах красного дерева, а в гостиной стоит большая этажерка, уставленная очаровательными забавными фарфоровыми фигурками. Да, обстановка здесь очень изысканная.

Вот если б только не думать о совершенно другом месте, где на стенах висят всего-навсего «Рыбаки при факелах» и «Странствующий проповедник, нарушающий веселье в собрании», которые мы получили в качестве рождественской премии от «Семейного журнала» и «Прежде и теперь». Там фарфоровые безделушки стоят на простеньких угловых полочках, обои выцвели, а на полу — лоскутные половики.

Господи, утешь меня, бедную девочку, которой не вернуться к этим выцветшим обоям и лоскутным половикам по меньшей мере полгода!

Как только мы напились чаю, тетя сказала, что Даниэлю и мне надобно сей же час лечь, ведь мы целый день провели в дороге. Так мы и сделали. Даниэля поместили в дядином кабинете, а меня — на гнутом диванчике в детской у кузины Элин и старой Уллы Мюрман, которая служила у дяди экономкой, когда он еще жил холостяком.

Я ужасно устала, но заснуть никак не могла, ворочалась на постели. А когда услышала, что остальные уснули, зажгла свечу и записала напоследок вот это, так как мне казалось, я перестану думать о случившемся за день, если запишу все в дневнике. К тому же вести дневник очень занятно. Чуть ли не занятнее, чем читать романы.

Аккурат сейчас я слышу, как ночной сторож в Кларе трубит двенадцать, стало быть, пора заканчивать и гасить свечу.

Первая неделя

21 января 1873 г.

В детской у дяди Уриэля. Записано при свете маленькой Уллиной лампы

Я вот думаю: те, кто ведет дневник, обычно записывают, что им снится? А то мне хочется рассказать странный сон, который привиделся мне нынешней ночью и который я никак не могу выбросить из головы.

Во-первых, ума не приложу, с какой такой стати мне понадобилось видеть во сне Марит Замарашку. Я, конечно, хорошо помню, что, когда Герда была маленькая, нянька Майя рассказывала ей про бедную девочку Марит, по прозвищу Замарашка. Жила она в Хёгбергссетере, как и сама нянька Майя, но была ничуть на нее не похожа — настолько же злая и глупая, насколько нянька Майя добрая и умная. Вечно ходила неумытая, грязная, волосы лохмами висели вокруг лица, ведь даже представить себе невозможно, чтобы этакая Марит Замарашка когда-нибудь причесывалась, а одежда — сущие лохмотья. Вела она себя большей частью так, будто в родичах у нее стурснипский тролль, говорила нянька Майя, только и знай учиняла всякие неприятности.

И если Герда утром не хотела причесываться или умываться, то Марит Замарашка, сидя на вершине Стурснипы, смеялась и вопила от радости, потому что не было для нее большего удовольствия, чем смотреть на неумытых и нечесаных господских детей. Если же вечером Герда не хотела засыпать, а требовала новых и новых сказок, то Марит Замарашка мигом скатывалась вниз по холмам, чтобы забраться к ней в кровать. Уму непостижимо, как она мчалась. Съезжала с Чеглабаккен на еловой лапе, а булыжники катились впереди нее и позади, высекая искры и громыхая будто гроза. Герда волей-неволей натягивала одеяло до ушей и скоренько засыпала, чтоб не завесть соседку по кровати.

Правда, меня нянька Майя никогда не пыталась пугать этой Марит Замарашкой, ведь я, девочка большая и разумная, понимала, что все это просто басни. Вот почему мне кажется странным, что Марит вроде как отправилась со мной в Стокгольм.

Во всяком случае, нынешней ночью она мне приснилась. Лежа в детской на красивом белом диванчике, я увидела, что на спинке дивана сидит противная грязная девчонка. Она мотала головой, так что лохмы разлетались во все стороны, и болтала ногами — я сразу смекнула, что это Марит Замарашка.