«Девочка, катящая серсо...»

Что я помню о комнате М.? Комната большая, наискось от входной двери, у стены — большой диван, на котором я сидела и прямо сваливалась от смеха, — а вот разговоров не помню! М. ходил по комнате и курил — я тогда выдерживала дым — и читал стихи — новые, старые, свои и чужие^{199}, — я говорила о себе, всякую ерунду, — и многое шло в его стихи — изюм, гоголь-моголь^{200}, мое «прошлое» — флирты, постановка мейерхольдовского «Маскарада», книги — роман Мордовцева «Замурованная царица», где младшая дочь Приама, Лаодика, скучает в Египте, а Эней, не зная, где она, — проезжает мимо…^{201} Я говорила, что ступени на реках Петрограда напоминают входы в подземелья египетских пирамид. И вот такой «матерьял» мог послужить таким замечательным стихам. Что касается «Когда Психея-жизнь», то это рассказ о моем представлении (дантовского — нет, вернее, личного представления) о переходе на тот свет — роща с редкими деревьями, — потому, вероятно, исключительно чуткий к стиху и «крепко» знающий Гумилёв мог поверить, что это мои стихи, — что я сделала ради шутки^{202}

.

О своем прошлом М. говорил, главным образом, — о своих увлечениях. Зельманова, М. Цветаева, Саломея^{203}. Он указывал, какие стихи кому. О Наденьке «и холодком повеяло высоким…» очень нежно, но скорее как о младшей сестре^{204}. Рассказывал, как они прятались (от зеленых?) в Киеве.

«Большой конфликт» произошел на вечере (на Литейном). Г<умилёв> обратился ко мне с просьбой проводить красивую рыжую З. Б. О.^{205} Она жила далеко и боялась одна идти. «А Вас проводит Осип. Он будет очень рад». — «Хорошо, конечно». Но, к удивлению моему, всегда добрый товарищ, Осип стал говорить всякие вещи о хитрости и донжуанстве Г<умилёва>, чем меня очень расстроил. Не помню, в каких выражениях я выговорила Г<умилёву> свою досаду, но потом разыгралась сцена, которую «обессмертил» Жорж Иванов:

…Сошлись знаменитый поэт Гумилёв

И юный грузин — Мандельштам.Зачем Гумилёв головой поник?Чем мог Мандельштам досадить?— Он в спальню к красавице тайно проник,

Чтоб вымолвить слово «любить»^{206}.

Эта сцена, вероятно, в районе Бассейной. Жорж Иванов сплетничал всюду: «Слышу всякие страшные слова. Предательство… И эта бедная Психея тут стоит». Я, действительно, была ни жива ни мертва, опасаясь потасовки. Но этого не было!

Помню, как мы бегали с М. Вряд ли часто. Я была очень занята. Но несколько раз было. «Мне не надо пропуска ночного»^{207}. У меня, как у актрисы, был ночной пропуск. Часто, проводив меня и не договорив, М. тянул меня обратно за собой. И вот, когда за ним закрывалась решетка и я уходила, он тянул меня за рукав и «дообъяснялся». Путь был длинный — от Суворовского до ул. Герцена! Но тогда расстояний не было! С «загородных» халтур бегали пешком, если играли не до конца спектакля.

* * *

«Алым шелком» — красный цвет занавеса и мебели Александринского театра^{208}. «Советской ночи» — не «январской»^{209}.

Теперь принято думать, что М. был очень образован и чуть ли не учен. В «то» время никогда не сомневались в его таланте, но почему-то говорили, что он берет «непонятные» слова для рифмы. Пример (я точно не помню!) — не знал, что такое «Аониды»^{210}, — я лично думаю, что истина посредине. У него в голове был хаос, и все «годилось» для хорошего стиха. О чем мы говорили? Я обращалась с ним, как с хорошей подругой, которая все понимает. И о религии, и о флиртах, и о книгах, и о еде. Он любил детей и как будто видел во мне ребенка. И еще — как это ни странно, что-то вроде принцессы — вот эта почтительность мне очень нравилась. Я никогда не помню никакой насмешки, или раздражения, или замечаний — он на все был «согласен».

* * *