Девочка. Книга третья

Я подошла к мольберту, на котором было установлено чистое полотно и, проведя рукой по шероховатому, уже прогрунтованному материалу, задумалась — сейчас это пустое пространство начнет заполняться мной, моими мыслями и энергетикой.

Неподалеку на полу стояли несколько холстов, прислоненных лицом к стене, и я вопросительно посмотрела на Криса.

— Можно?

Он едва заметно кивнул, и я заглянула внутрь.

В основном это были незаконченные картины, можно сказать, наброски, в средней своей стадии. Лица людей, пленэр, пара натюрмортов. Но я чувствовала, что все эти работы не были доведены до конца.

— Нравится? — спросил он.

— В них не хватает… завершенности, — честно ответила я.

— В точку, Цветочек. Спасибо за честность.

— Почему ты их не заканчиваешь? В них просто нужно вдохнуть жизнь, и они заиграют новыми красками.

— Я ищу себя. Свой стиль. Свой ракурс, — пожал он плечами, якобы равнодушно, но я понимала, как трудно ему дается нащупать свой путь.

— Желаю тебе найти себя в искусстве, — улыбнулась я, и Крис едва заметно кивнул в благодарность.

— Ну что, если ты готова, начнем, — произнес он и я почувствовала жесткость в его голосе. Эти были нотки профессионала, готового к работе.

— Хорошо, — кивнула я.

— Встань на тумбу, — коротко бросил он.

— Я буду позировать стоя? — спросила я, взбираясь на тумбу, которая по совместительству была не очень высоким, но широким столом.

— Я должен посмотреть на тебя и определить, как я хочу тебя писать.

Он некоторое время смотрел на меня и отрицательно покачав головой продолжил: — Нет. Встань на колени.

Его слова были все короче и жестче. На моих глазах Крис, мой вечно улыбающийся рубаха-парень Крис, мой утонченный воздушный Крис превращался в жесткого профессионала.

— Нет. Сядь и подогни одно колено к себе.

Не спрашивая, он стянул резинку с моих волос и небрежным движением растрепал их, закидывая вперед на грудь.

— Прижми оба колена к груди, — несколько раз он просил меня повернуть голову и сменить положение рук, направляя на меня лампы с разных ракурсов, иногда снижая, иногда увеличивая мощность света. Скрестив руки на груди, он то отходил, то приближался и рассматривал меня оценивающе и не стесняясь, словно объект на витрине.

Не знаю сколько я так просидела — может быть, пять минут, а может быть, и полчаса, но наконец Крис кивнул и задумчиво посмотрел на меня — что означало, в его голове появился образ, и можно было начинать работу.

Он медленно приблизился ко мне и, присев рядом на тумбу, тихо произнес:

— Я хочу кое о чем тебя попросить.

— О чем? — немного удивилась я, рассматривая настойчивое выражение глаз Криса.

— Я хочу, чтобы ты мне доверилась. Как художнику.

— Я уже тебе доверилась, если согласилась на картину, — все еще не понимая, что от меня требуется.

— Я хочу, чтобы ты разделась.

Первой моей реакцией было отторжение самой идеи.

— Нет. Ты просишь от меня слишком многого. Нет. Нет, — отрицательно покачала я головой, не желая чтобы Крис меня писал нагой.

— Тебя по-другому нельзя писать, понимаешь? — в его глазах отражалась и мольба, и настойчивость одновременно. — Одежда, хитоны, накидки — всё это мешает. Отвлекает от истинной тебя. А я хочу показать тебя настоящую. Здесь не будет пошлости, только ТЫ.

Я вспомнила летнюю выставку, когда мы спорили с Тэдом относительно зала фотографа, и, грустно улыбнувшись, повторила свои же слова:

— Нагота — это не сексуальность, а обнажение чувств…

— Именно, — воодушевился Крис, но я отрицательно покачала головой, чувствуя дискомфорт.

— Не знаю.

— В нашем с тобой тандеме не будет пошлости. Лишь чистое творчество. Художник и его Муза.

Я резко подняла на него взгляд, а в моем сознании прозвучал совсем другой голос, тихий баритон, говоривший "в этом пространстве есть только ты и я". В нашем с Барреттом пространстве тоже не было пошлости и грязи. Был только ОН и Я. Как в первую нашу ночь — когда приучал меня к своим рукам, он, как скульптор, выравнивал края своего творения. Как в любую из наших ночей — Ричард, как опытный музыкант, играл на мне красивое произведение, создавая своего Черного Лебедя.

— Я хочу, чтобы ты показала холсту себя настоящую, — продолжал тем временем Крис. — Показала, что тебя тревожит. Что не дает тебе спать по ночам.

— Если я соглашусь…

— Эту картину никто не увидит кроме тебя, — понял меня Крис с полуслова. — Клянусь тебе.

И я доверилась художнику. Я не боялась, что Крис меня обидит или опошлит. Я доверилась профессионалу, как обнаженный больной доверяет опытному хирургу со скальпелем в руках. Только вместо скальпеля была кисть, вместо хирургической лампы — прожектор, а вместо операционного стола — холодная и такая же неуютная тумба.

Неожиданно для меня Крис стал моим личным целителем, хирургом, который извлекал из меня острый заржавевший осколок боли.

Каждый вечер я мчалась в мастерскую и оголяла перед холстом свою душу. Каждый вечер я вела свой безмолвный рассказ такому же немому собеседнику, подняв все шлюзы памяти и отперев все замки.