Девочка-лед (СИ)

Екатерина все-таки заметила, что я не хожу в школу. Будучи пьяной в дрова, она причитала на тему того, что я своим кашлем мешаю им с Валерой спать, а еще я получила выговор за то, что безответственна и не слежу за своим здоровьем. Вот так вот.

Мать проявила неслыханную заботу — притащила мне сваренный в мундире картофель и велела подышать над кастрюлей. Думала помру, если честно… Потому что становилось только хуже. Под нецензурную брань Валеры, доносившуюся из комнаты напротив, я кашляла, согнувшись пополам и никак не могла остановить приступ.

Вечером она заставила меня выпить какие-то таблетки, а потом удалилась на кухню, предварительно сухо поинтересовавшись, где младшая. На том и кончилась ее родительская забота. Забирать свою дочь у соседки она так и не пошла…

В ночь с пятницы на субботу я лежала безучастно глядя в потолок. Я не знала, что делать. Надеяться на иммунитет, который сейчас явно был ослаблен, не представлялось возможным. Нормальных лекарств не было. Денег тоже.

Мать опять ушла в черный запой… Они ругались с Валерой на весь дом. Начался жуткий скандал. Поливая ее отборной руганью, он покинул нашу квартиру, громко хлопнув дверью. Обещал, что навсегда. И очень хотелось верить, что это так.

В тот день меня посетила страшная мысль. А что если я умру? Кто первым кинется меня искать? И кинется ли вообще хоть кто-нибудь?

Как оказалось, да. Утром субботы я услышала недовольный, скрипучий голос матери. Она трепала меня за плечо и призывала проснуться.

Простонав что-то нечленораздельное, я повернула голову и сквозь дурман увидела ребят: Пашу и Данила. Аверин очень испугался моего состояния. Данька принялся отчитывать за давно севший телефон. А я просто лежала, слушала, и по щекам градом катились слезы. От осознания того, что нет, я все-таки не умру в этой комнате одна. У меня есть мои друзья…

Даня в шоке смотрел на мою мать и на обстановку, царящую в старой, обветшалой квартире, насквозь пропитанной запахом спирта. Паша виду не подавал, но я понимала, что они оба растерялись. Стоит, наверное, сказать, что ребята оказались у меня дома впервые. Приглашать их к себе никогда желания не возникало. Причину, думаю, объяснять не нужно…

Аверин позвонил бабе Маше. Мне очень не хотелось этого, но я понимала, что уже все — полный финиш. Без ее помощи было не обойтись.

Даня ушел почти сразу. Я помнила, что у него отборочные соревнования по плаванию. Поблагодарила его за заботу и осипшим до невозможного голосом пожелала удачи. Пашка же остался со мной до самого приезда бабушки.

Баба Маша очень разнервничалась. Это было конечно ожидаемо. Я очень переживала, что у нее подскочет давление или не дай бог заболит сердце. Охая и ахая, она померила мне градусником температуру и, ужаснувшись итоговому показателю в 39 и 7, вызвала скорую.

Устроила взбучку матери, но та, ощетинившись, лишь равнодушно бросила, что я сама виновата. Мол шлялась с парнем по ночной Москве в холодную погоду.

Я горько улыбнулась. Знала бы ты мама правду…

Шли часы, а скорая так и не приехала. В больницу уже поздно вечером нас повез Паровозов, с которым как выяснилось, и приехала из Бобрино баба Маша. Илья вцепился в нее как клещ, когда увидел ее у железнодорожной станции и узнал, что она едет ко мне в Москву.

Я плохо помню, что происходило в те выходные. Мы очень много времени провели в коридорах больницы. У меня точно брали анализы и делали снимок легких. Лицо женщины-рентгенолога, увидевшей мои телесные повреждения, забыть было просто невозможно. Как и тон, которым она после разговаривала с бабушкой.

Меня определили в инфекционное отделение. Врач вынес неутешительный вердикт: острая пневмония. Я не запомнила ни вид этой самой пневмонии, ни число процентов поражения легких, я просто, лежа под капельницей, отключилась в какой-то момент и все…

*********

Медсестра снова ставит мне капельницу. Сколько их было за эти дни — не сосчитать. Также как и количество ненавистных уколов. В живот, в ягодицу. Для меня, ни разу не попадавшей до этого в больницу, все кажется перебором.

Два дня меня мучают тяжелыми антибиотиками, но температура все еще держится. Медикаментозную терапию меняют. Я много сплю и почти ничего не ем. И вот, наконец, еще трое суток спустя, я потихоньку начинаю снова чувствовать себя человеком. Мне становится немного лучше, хоть я до сих пор очень слаба.

В больничной палате нас трое. Болтливая пятнадцатилетняя блондинка Марина и моя ровесница Согдиана, спокойная и молчаливая.

В палату к нам, естественно, никого не пускают. Бабушка с Ульяной уезжают в Бобрино, зная, что мне предстоит провести в больнице минимум две недели, а то и больше. Даня и Паша каждый день звонят по видеосвязи, рассказывают последние новости и шутят шутки, отчаянно меня развлекая.

Досадно, что я пропускаю учебу и свои тренировки, но деваться некуда. Когда ты не здоров, увы, выбирать не приходится.

— Лисицына, это тебе, — медсестра Олеся ставит у моей тумбочки большой красивый пакет.